Вся правда о русских. Два народа - Андрей Буровский

Во-вторых, образованные слои общества жили сложнее, изысканнее ― в том числе и эмоционально. Они знали и ценили супружескую любовь ― но слыхивали про любовь романтическую, про пение серенад, про обожание на расстоянии. Романтическая любовь трубадура к прекрасной даме не должна была заканчиваться браком и к браку никак не вела… Но считалось, что пережить ее ― просто необходимо.

Русские верхи знали и про «добросовестный, ребяческий разврат» Версаля, когда супружеские пары явно или тайно тасуются самым причудливым образом… и никого уже не волнует, от кого на самом деле кто рождается.

В-третьих, русские европейцы, как и полагается европейцам, были страшными индивидуалистами. Частная жизнь у них уже в XVIII веке все больше становилась именно что частной; происходящее между двух людей все меньше выносилось напоказ, все меньше считалось, что любовь, личные отношения, супружество ― дело не только личное, но и общественное.

Вы можете себе представить брачную рубашку Натальи Гончаровой на заборе? Общество питерских интеллигентов середины XIX века, вслух, гласно выясняющих, что именно происходит между Сашей Блоком и Надей Менделеевой? Старых интеллигентов ― профессуру Санкт-Петербургского университета, зовущих эту пару на «разборку» и задающих вопросы типа: а уж не спали ли они вместе?! А греха между ними не приключалось ли?! А то если будут охальничать, профессора и адвокаты Петербурга велят старику Менделееву вооружиться хворостиной и хорошенько поучить гулящую дочку! Сами же будут стоять и подсказывать ― как бить, сами решат ― хватит ли.

Та-ак… А теперь иди-ка сюда, Сашка Блок! Изволь-ка не охальничать, не путать девицу, не целоваться с ней, когда старшие не видят! А то ведь в других городах, скажем, в Москве и в Берлине, будут думать: в Питере все парни такие. В общем, пусть Сашка валять дурака перестанет и женится на Надьке без разговоров, хватит тянуть с этим делом. Не хочет?! А вот мы его…

Читатель, наверное, уже веселится ― очень уж дико представлять себе верхушку русских европейцев в виде деревенских стариков. Но почему нет? Именно так и поступали русские туземцы еще в начале XX века. Что доказывает только одно, очевидное: русские европейцы и русские туземцы ― люди разных цивилизаций.

Люди каждой цивилизации одинаково эмоциональны ― но у каждой цивилизации свой способ проявления эмоций. Китайцы не знают любви в европейском смысле слова. Они не ухаживают и не назначают свиданий, не обещают любимой достать Луну с неба и не пишут любовных стихов. Но дружба у китайцев чем-то неуловимо похожа на европейскую любовь… Причем без малейшей гомосексуальной стороны! Эмоциональная жизнь, и только…

Индусы, по их собственным словам, «сначала женятся, потом любят». Такая любовь к не выбранному человеку, к тому, кого навязали родители, кажется дикой европейцам, но у индусов-то получается! У них человек не изливает свои чувства на того, кого выбирает сам и чьего ответа добивается. Он ждет, когда ему выберут, а там уже и изливает.

Европеец требует права самому выбирать… В чем есть свои как хорошие, так и плохие стороны. Начиная с XVIII века дворяне, потом и интеллигенты ведут добрачную жизнь, разводятся и разъезжаются.

А. С. Пушкин очень сомневался, что способен на семейное счастье ― все его предки были в браке неудачливы и в конце концов расходились с женами. Встречались и двоеженцы. Александр Васильевич Суворов тоже разъехался с женой и жил отдельно.

Причем русские дамы оставались недостаточно современны и прогрессивны. Вот во Франции… Бальзак приводит девиз этих светских… опустим эпитет: «Условности существуют, чтобы их нарушать».

У Куприна проститутка Тамара так объясняет разницу между собой и «порядочными женщинами»: «Неужели вы и взаправду думаете, баронесса, что мы хуже так называемых порядочных женщин? Ко мне приходит человек, платит мне два рубля за визит или пять за ночь, и я этого ничуть не скрываю ни от кого в мире. А скажите, баронесса, неужели вы знаете хоть одну семейную, замужнюю даму, которая не отдавалась бы тайком либо ради страсти ― молодому, либо ради денег ― старику? Мне прекрасно известно, что пятьдесят процентов из вас состоят на содержании у любовников, а пятьдесят остальных из тех, кто постарше, содержат молодых мальчишек. Мне известно также, что многие… из вас живут со своими отцами, братьями и даже сыновьями, но вы эти секреты прячете в какой-то потайной сундук. И вот вся разница между нами».

Куприн написал свою «Яму» в 1909 году. Его книгу общество встретило в штыки: исковеркало цензурой, начало против автора судебное дело за растление молодежи, безнравственность и оскорбление приличий.

Элемент преувеличения тут, несомненно, есть ― Куприн, объявивший в эту пору своей жизни себя анархистом, изо всех сил «ниспровергал основы».

Но вот свидетельство П. Н. Краснова ― царского генерала, любимого писателя эмиграции 1920-х годов: он подробно описывает, как торговали собой светские дамы во время Первой мировой войны.

У людей второй половины XX века сложился стереотип представлений о патриархальном прошлом в XVIII―XIX веках как о поре высокой нравственности, истовой религиозности, страха, что «Бог накажет», прочных семей и редких, осуждаемых всеми внебрачных связей. Но все было гораздо сложнее, особенно в Европе, где христианские идеалы, нравы патриархального общества вступили в жесточайшее противоречие с индивидуализмом Нового времени, с разнообразием и сложностью самого человека.

В Европе XVII―XIX веков личные судьбы людей все хуже укладываются в узкое ложе традиционной морали ― и Россия вовсе не исключение из общего правила.

…Но русские туземцы ― вовсе не европейцы, в их мире и правда поменьше свободы, менее важны индивидуальные решения. Простонародье, русские туземцы в ту же эпоху стояли за брак, может быть, и примитивный ― но крепкий. За чувства, может быть, и простенькие ― но крепкие и цельные.

Туземцы не целуют дамам ручек и не танцуют вальса, но наивно видеть в них людей без богатой эмоциональной жизни. Возьмем народные песни. Чаще всего они и сочинялись, и исполнялись женщинами; перед нами ― целое море народной поэзии, красивой и сильной. Девушка, которую разлучили с любимым и которая «унесла скуку в дремучие леса», уж по крайней мере не глупа и не примитивна.

В лесах нет спокою,

Деревья шумят…

Древа, как нарочно,

Попарно стоят…

Как хотите, но чтобы сочинить такую песню, нужно иметь и глубокую, и тонкую душу. А редкая из народных песен не глубока и не изящна.

Стоит подойти к русским туземцам без предубеждения, без предвзятого «знания», какие они примитивные ― и сразу же обнаруживаешь целый пласт индивидуальных и притом сильных, глубоких эмоций.

В качестве примера: в конце XVIII века алтайский крестьянин Егор Тропинин сбежал с горнозаводских работ. Проступок очень серьезный, многим грозивший; крестьянин же сбежал с единственной целью: «с намерением повидаться с женой». Повидавшись, Тропинин пришел к волостным властям и повинился: мол, ушел с работ, «не стерпя необыкновенной тоски», которая напала на него в разлуке с женой.[124]К сожалению, мы не знаем, ни отвечала ли Тропинину жена, ни наказали ли его за самовольную отлучку от работ.