Обладание - Мэдлин Хантер

— Он знал, когда я уехал и куда направляюсь. Он все знал. Те, кто на меня напали, были обыкновенными наемниками, даже фехтовать толком не умели. Тот, кто послал их, сам не дрался. Хью Деспенсер мог бы найти и получше.

Если он умрет, а я останусь жить, многое станет проще.

— Нет, вы не правы, он хороший человек. Он бы ни за что не предал вас.

— Даже хорошие люди способны на многое, чтобы расчистить тропу на пути к своей цели.

Я найду способ сделать этот брак возможным.

— Вы не понимаете, это не так, между нами нет ничего такого, что заставило бы его убивать вас. Это не столь важно для него!

— Мы скоро выясним это.

— Я не хочу, чтобы он страдал из-за меня.

— Если он заплатил людям, чтобы они напали на меня, какими бы ни были его мотивы, я не самый опасный для него человек. Я даже не стану его осуждать. Но Уэйк очень скоро выяснит, покидал ли он город.

— Он был здесь? Томас Уэйк?

Внезапно Аддис смутился. Он намеренно избегал встречаться с ней глазами.

— Он приходил получить послание, которое я привез.

Ее пронзила мучительная душевная боль, как в тот день, когда она поняла, что Брайана навсегда увозят.

— Только для этого?

Рыцарь отвел взгляд и оставался безмолвным так долго, что она подумала, он не хочет больше говорить. Волны самых разнообразных чувств возвращались и захватывали ее вновь. В конце концов, он поднял глаза.

— Он пришел с миром и предложением о помощи. Ее охватило чувство опустошенности. Оно заполняло грудь, перехватывало дыхание.

— Со своим обычным предложением? С предложением о женитьбе?

— Мойра…

— Замечательно, милорд. Такой прекрасный человек, такая чудесная семья… Я ведь говорила, что все как-то образуется, не правда ли? Томас Уэйк ведь тоже входит в семью Ланкастеров, не так ли? Если им удастся этот план, они станут такими же могущественными, как и прежде. Я рада узнать, что вы вступаете в альянс, необходимый для возвращения Барроуборо.

Мойра подготовила новый компресс, хотя вода уже остыла. Ее размеренные действия скрывали ураган чувств, разрывающих ее на части.

Это был последний раз, когда она пришла ему на помощь. Она будет служить ему по дому, но все теперь будет не так, как раньше. Когда он покидал Лондон, она умоляла его остаться. Она могла отказать Рийсу, если того требовалось. Но она не представляла, что он будет настолько жесток, чтобы заставить ее прислуживать после его женитьбы на другой. Через несколько недель он будет навсегда похоронен для нее. И у нее не останется ничего, даже Брайана, который напоминал бы ей о нем.

Перед глазами все плыло. Она уставилась на свои руки, машинально придерживавшие компресс. Сжав зубы, Мойра попыталась вернуть хладнокровие. Может быть, если бы она не переволновалась так накануне, все воспринималось бы иначе. Она знала, что когда-нибудь это должно было произойти. Должно, но… не теперь! Его ладонь накрыла ее руку.

— Достаточно. Мне уже лучше. Не знаю, тепло ли это воды, или тепло твоих рук, или твоя дружба… Не знаю.

И именно ей приходится отказываться от того, что согрело бы их обоих, от дружбы и многого другого. Да, именно таким было ее решение. Она смирилась с ним. Компресс выскользнул у нее из рук. Она сидела несчастная у его постели, уставившись невидящим взглядом в колени, размышляя, права ли она, что дает волю чувствам. Но насколько легче было бы принять эту весть, если бы она вела себя иначе? Наверное, ничуть не легче. Она и представить не могла, что боль неизбежности будет кромсать ее на куски, как это было сейчас.

— Подойди, ближе, Мойра. Побудь со мной рядом. Меня поддерживает одна лишь мысль, что я жив и я с тобой.

Она взглянула на него, надеясь увидеть улыбку, затем обошла кровать и устроилась рядом с ним. Это оказалось таким естественным — лежать на руке, обнимавшей ее плечи, прижиматься к его телу, наслаждаясь тишиной дня. Они лежали, связанные какой-то нитью, о которой она и представления не имела с той самой ночи, перед отъездом из Лондона. Эта нить и облегчала их муки, и усугубляла боль.

— Боюсь, я завидую твоему каменщику.

— Иногда вы говорите чепуху.

— В его просто устроенной жизни так много свободы. Никакие призраки предков не донимают его. Решения его принадлежат настоящему, а не прошлому и не будущему. Но не только из-за этого. Я завидую, потому что ему не приходится разрываться на части.

— Вы придаете слишком большое значение паре шрамов на теле.

— Я не о шрамах и ранах. Сперва я думал о них с горечью. Но это только раньше. Нет, я говорю о другом. Он цел изнутри. Вот чему я завидую.

Мойра повернулась на бок, чтобы видеть его лицо. Она прижалась к его телу, лицом касаясь плеча. Это было так замечательно.

— Вы тоже целы.

— Нет. Внутри меня два разных человека. Два разных мира, две души. Я чувствую себя целым только в такие минуты, как сейчас. Без этого я не могу найти покоя.

Она не совсем понимала, что он имеет в виду, но уловила нотки умиротворенности в его словах. Они лежали рядом в тихом блаженстве, порождавшем счастье. Даже в ожидании потери, омрачавшем это счастье, было нечто прекрасное. Он сказал, что хочет вновь ощутить, как оживает рядом с ней. Находясь рядом с ним, она и сама ощущала себя ожившей и воспринимающей действительность необычайно остро, особенно в такие минуты.

Мойра повернула голову и прижалась губами к его коже, желая ощутить трепетную реальность. Положив руку ему на грудь, чувствуя каждый удар его сердца, она жадно вдыхала его запах. Может быть, никогда более… Она прижалась сильнее, поглощая его физическую близость. Да, она ликовала даже теперь, плача.

Ее рука поглаживала перевязку, обрывки ткани, привязавшие руку к телу. Ее нежные пальцы ощупывали мышцы на плечах, груди, животе. Она осознавала себя только в настоящем. Никакого прошлого, никакого будущего. Свободная в своем выборе, Мойра испытала жгучую потребность узнать его как можно полнее прежде, чем потерять вновь. — Мойра…

Она не расслышала его слов, наклоняясь и целуя его грудь, позволяя губам следовать по пути, проторенному руками. Она лизнула его так же, как это недавно сделала шлюха. Никакая женщина не должна знать о нем больше, чем знает она. Ее наполнило чувство, казавшееся большим, чем просто возбуждение. Ее сердце наполнялось блаженством, душа покорялась счастью.

Она плавно двигалась, целуя и поглощая его, и не желая ничего, кроме как познать его полнее, владеть им в первый и последний раз. Пальцы Аддиса нежно перебирали ее волосы. Она взглянула в его глаза, затем отвернулась и продолжала открывать его вновь.

Она откинула простыню. Ее губы неотрывно следовали вниз, туда, куда вел шрам. Жар ее дыхания согревал лучше всяких компрессов. Она целовала его шрамы, как целует мать, желая облегчить боль ребенка. Пальцы скользили по его бедрам и коленям, по твердому животу, по гладкой поверхности возбужденного фаллоса.