Дорога на Тир Минеган - Олег Авраменко

Бренан вздрогнул, ощутив легкое прикосновение чар. В этих чарах не было ничего угрожающего, но все равно он мысленно отругал себя. Он делал это всегда, когда рядом не было Гвен, упрекнувшей бы его в отсутствии защитной реакции. Каждый колдун, каждая ведьма реагировали на любые незнакомые чары одинаково — рефлекторно использовали магию, чтобы при необходимости защитить себя. А Бренан за годы жизни на Лахлине приучил себя чаровать лишь осознанно — и это тоже была защита, защита от верной смерти, подстерегавшей его в том случае, если бы он выдал себя, бессознательно прибегнув к магии в ответ на какую-нибудь неожиданность, например на громкий крик в ухо или сильный толчок в спину. Тут, на Абраде, такая защита стала лишней, но он до сих пор не мог избавиться от рефлекса спасительной бездеятельности, позволившей ему выжить на Лахлине…

Бренан оглянулся и увидел, как Эйрин машет ему рукой, приглашая к себе. В ответ он кивнул и двинулся в сторону пруда, немного обострив свое зрение, чтобы лучше видеть в потемках. Сегодня Эйрин впервые после отъезда из Тырконнела, столицы Торфайна, надела платье вместо брюк, но от этого не стала больше похожа на принцессу. Она была… просто ведьмой. Самой настоящей ведьмой, гораздо больше похожей на ведьму, чем все присутствующие в этой усадьбе женщины, за исключением разве что Этне вер Рошин и Ивин вер Шинед. Бренан никогда бы не поверил, что Искра Эйрин пробудилась всего лишь двадцать один день назад, если бы сам не был свидетелем тех событий, если бы собственными глазами не видел той слепящей вспышки. Потом она стала светиться уже не так ярко, однако изо дня в день ее сила постепенно возрастала и, кажется, как раз сегодня сравнялась с силой Шайны. А если и нет, то завтра уж точно сравняется.

Если не считать сестры, то за эти полмесяца Бренан больше всего сдружился именно с Эйрин. Они были близки по возрасту, а разницу в два с половиной года компенсировала ее преждевременная взрослость. Кроме того, Бренан много времени проводил с нею вместе, поскольку она училась у Гвен чарам — вернее, училась понимать и осознанно применять те практические навыки, позаимствованные Первозданной Искрой у Гвен, в обмен на спасение от смерти.

Шайна с Этне тоже пытались учить Эйрин, но самый лучший результат давали именно занятия с Гвен, которая интуитивно чувствовала, что нужно ученице, а Эйрин, в свою очередь, с полуслова понимала ее указания и всегда правильно их выполняла. Вопреки опасениям Бренана, Гвен ничуть не страдала от осознания того факта, что результатами ее многолетнего кропотливого труда теперь пользуется другая ведьма. Напротив, она радовалась, что ее знания и умения, большая часть из которых не имели для нее практической ценности после потери Искры, все-таки нашли свое применение, а значит, усилия, затраченные для их приобретения, не прошли даром. Еще Гвен очень гордилась тем, что обучает ведьму с Первозданной Искрой, в чье существование всегда верила, и искренне считала это большой честью для себя. А в придачу она чувствовала себя обязанной Эйрин жизнью и стремилась отплатить ей всем, что только было в ее силах.

В первые дни после пробуждения своей Искры Эйрин особенно остро нуждалась в помощи Гвен. Это был критический для нее период, который они переждали в Тылахморе, воспользовавшись гостеприимством герцога Довнала аб Конховара. Именно при содействии Гвен Эйрин научилась контролировать полученные Искрой знания, или, по ее собственному выражению, «держать книгу заклятий под замком», не позволять информации спонтанно высвобождаться при малейшем упоминании о магии и лезть ей в голову, вызывая сильные мигрени. Ни Шайна, ни Этне, ни Мораг не могли этому помочь, и только когда за дело бралась Гвен, бешеные атаки на разум Эйрин прекращались. Почему так происходило, выяснить не удалось, но, несомненно, это как-то было связано с тем, что знания «книги заклятий» принадлежали Гвен. На первых порах только с ней одной Эйрин могла спокойно говорить о чарах, не выкрикивая без конца: «Ой! Теперь я знаю, как…»

Во дворце герцога они поселились в смежных покоях с общей гостиной, игнорировали большинство развлечений, устроенных для высоких гостей, и полностью сосредоточились на учебе. Гвен начала с самых элементарных волшебных узоров, даже не с узоров, а просто с манипуляций магическими нитями разных цветов. Эйрин хватало и одной попытки, чтобы усвоить каждое упражнение, потом она выслушивала от Гвен необходимые теоретические объяснения и переходила к более сложным элементам. Присутствовавший при этом Бренан не знал, кем ему больше восхищаться — Эйрин, которая с фантастической скоростью осваивала ведьмовскую магию, или Гвен, которая уверенно вела ее через дремучие заросли своего детского опыта, выбирая путь, превращавший эту головокружительную гонку за знаниями в какое-то подобие систематического обучения. Уже на четвертый день Эйрин, расплачиваясь за науку нестерпимой головной болью, все-таки достигла того уровня магического самоконтроля, который позволял бы ей получать информацию из своей «книги заклятий» только по осознанному и четко сформулированному желанию, а не при мысли о тех или иных чарах.

После этого девушки снизили темп своих занятий до того уровня, который уже не вызывал у Эйрин чрезмерной усталости, но ее ежедневные достижения продолжали производить ошеломляющее впечатление. А ведьмы, присоединившиеся к ним по пути из Тылахмора, и те, что ждали тут, в Кыл Морганахе, вообще взирали на Эйрин чуть ли не с благоговением. Их восхищение Шайна прокомментировала так: «Они все молодые… ну, конечно, более взрослые, чем я, но все же молодые. И примчались к нам, потому что поверили в Первозданную. Но не все сестры, отнюдь не все, рады появлению Эйрин…»

Во всяком случае, как Бренан уже и сам заметил, Шайна этому не радовалась. Она очень тепло относилась к Эйрин, считала ее своей подругой, гордилась ее успехами, восхищалась ее мастерством в создании сложнейших чар, однако… не радовалась. Была чем-то очень встревожена, хотя и отказалась объяснить, чем именно. А Гвен по этому поводу сказала: «Да не обращай внимания. Она просто забивает себе голову глупыми мыслями. Боится, что Первозданная разрушит Сестринство, превратит его в монархию. Но этого не случится, я уверена…»

Когда Бренан подошел, Эйрин кивнула на ближайшую скамейку и предложила:

— Присядем. Ты же не очень спешишь возвращаться?

— Да нет, — ответил он. — Гвен сейчас с сестрами, а я охотно побуду с тобой. Тем более что сегодня мы почти не разговаривали. Это как-то непривычно.

Придержав юбки, Эйрин опустилась на скамью. Бренан сел рядом.

— Прежде всего, — сказала она, — я хочу извиниться за Финнелу. С ее стороны это было очень некрасиво и даже подло.

— Так ты все слышала?

— Да. Но не потому что вы громко говорили. Просто я как раз упражнялась в обострении слуха, когда вы вышли и завели разговор о твоей с Гвен помолвке. Мне стало интересно… Кстати, поздравляю.

— Спасибо.

— Я так и думала, что она объявит об этом в твой день рождения. Как видишь, я неплохо узнала ее за эти полмесяца… А возвращаясь к Финнеле, мне очень жаль. Пожалуйста, не держи на нее зла. Сейчас она искренне раскаивается, что сболтнула такую глупость.