Виридитерра: начало пути - Тери Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ройвану стало стыдно, что его, как мальчишку, вот так просто раскусили. Но Анна всегда знала его лучше, возможно даже лучше, чем он сам. И хоть они не были связаны кровно, он всегда считал ее самой родной для себя. Он совсем не думал, что маленькая голодная девочка, которая попытается украсть у него буханку хлеба, станет ему названой дочерью. В своей самоотверженности она превосходила даже тех, кто шел за ним изначально, и Ройван искренне гордился тем, какой стала Анна за эти годы. Рядом с ней его душа находила приют – такой, по которому он скучал долгие годы и не мог найти, – и временами ему даже удавалось забыть о вечной борьбе, на которую был обречен.
– Я сделал то, что должен был, – сухо ответил Ройван, – но это совсем не значит, что мне это по душе. Просто никто другой бы не смог.
Девушка, которая теперь стояла к нему так близко, коснулась его безобразной щеки. Она делала так с детства, и это было их знаком безграничной привязанности и поддержки. Они молчали еще некоторое время, эта тишина обволакивала их, успокаивала. И Ройвану даже немного стало легче.
– Зачем ты пришла? – поинтересовался Безликий. – Я думал, мы встретимся в доме Скуггена.
– Я не могу попасть в портал, – Анна, совсем как нашкодивший ребенок, взглянула в глаза Ройвану. Так могут смотреть лишь дочки на своих любимых отцов. И Безликому стало тепло на душе, поэтому он, вместо того, чтобы отчитать Анну, улыбнулся и спросил:
– Где твой кулон?
– Я его… ммм… одолжила. – В глазах Анны заплясали озорные огоньки. – Там, в лесу, я нашла Волка с его сестрой. Они нуждались в нас.
Безликий не был рад, что Анна отдала свой почти единственный шанс вернуться в дом Скуггена кому-то. Но вместе с тем мужчина был восхищен ее самоотверженностью. «Все, ради безопасности других» – значит, Ройван хорошо ее воспитал.
– Маркус будет недоволен, – сказал он, усаживаясь обратно в кресло. Она, как кошка, устроилась рядом на грязном ковре, и он ласково погладил ее по голове.
– Скажи мне, когда Маркус вообще бывает доволен, – фыркнула Анна, оглядывая комнату. Былое великолепие внутреннего убранства проглядывалось под толстым слоем пыли, сажи и всех остальных следов, которые оставило на этих стенах время. – Ты вообще когда-нибудь видел, чтобы эльфы из Горного клана хоть раз в жизни улыбались? Мне кажется, что их Горная Матерь не просто запрещает иметь дела с эльфами из других кланов, но еще и улыбаться им.
– Не руби с плеча, Анна, – тихо сказал Ройван. – Ты же знаешь, что Маркус не такой, каким хочет показаться остальным. Тем более, он всегда рядом с Эрмандадом, он должен казаться серьезным, ответственным, потому что на него все смотрят, и он моя правая рука…
– Но не быть таким занудой, – усмехнулась девушка. – Ярна сказала, что Волк – эльф, но не говорила, что он из Клана Рек. Как бы там не началось ничего.
– У Маркуса горячая кровь, но голова у него на плечах, не волнуйся, – успокоил ее Ройван. – Тем более, скоро вернется его брат и Ирис. Уж они-то всегда смогут его вразумить.
Анна притихла, положив голову себе на колени и обхватив ноги руками, и Ройван сразу понял, что дочь хочет что-то спросить, но не решается.
– Ты боишься, что они не смогут вернуться, – выказал он догадку, все еще поглаживая ее по голове.
– Они смогли достать Аркона, и теперь все считают, что он мертв. А поддержка Аталантсонов нам нужна. Глупый мальчишка ни за что не переметнется к нам, если будет думать, что из-за нас убили его дядю, – сокрушалась Анна. – Наши планы рушатся один за другим.
– Посмотри на это в другом ключе. Если они двери закрываются, другие непременно открываются.
Анна скривилась.
– Не все доступные двери стоит открывать, – сказала она мрачно, и Ройван знал, что она хочет этим сказать.
– От того, что я нашел его, – тихо сказал он, – любить меньше я тебя не стану. В нем я вижу ее, но видел, как растешь именно ты. Он мне почти что чужой.
– Кровь не водица, – буркнула Анна. – Уж мне ли не знать.
Ройван поморщился – он не любил, когда Анна упрямилась, но в такие минуты видел в ней себя много лет назад: молодого, порывистого, страстного и легко вдохновляющегося.
– Элишка сказала, что ты стала чаще обращаться, – переменил Ройван тему. – И что ты не ограничиваешься тем зверьем, что было. – Его голос стал жестче и злее. – Сколько раз я тебе говорил, что мастерство измеряется не количеством шкур, которые ты можешь сменять, а то, как ты используешь данную тебе силу.
– Хватит, я не хочу снова об этом говорить! – бросила Анна, и Ройван тяжело вздохнул. В своем желании сделать дочь похожей на себя он переусердствовал. Она была упряма совсем как он.
– Ты никогда не рассказывал, почему этот старый дом так много значит, – вдруг заговорила Анна немного виноватым голосом, ведь ей всегда было стыдно, когда она повышала на отца голос. – Мы никогда даже не заходили в него, а сегодня ты вдруг даже остался здесь на ночь. – Она подняла на него глаза. – Это как-то связано с тем, что ты хранишь в секрете? О своей другой жизни.
Ройван шумно втянул носом воздух и постарался собраться с мыслями. Анна провела с ним почти всю свою жизнь, и в мире было совсем немного вещей, способных настроить ее против него, но он все равно отчего-то опасался, что даже она когда-нибудь разглядит под всей его напускной смелостью и бравадой лицо человека, трясущегося от страха и совершающего из-за него не всегда правильные поступки.
– Когда-то давно, – проговорил он так медленно, словно время могло застыть и горькое признание вместе с ним, – в этой самой комнате Киллиан Никифори встретил свой конец. И появился Ройван, – мужчина снова тяжело вздохнул. Анна знала о той – другой – его личности. Но Ройван никогда не рассказывал ей, когда именно она исчезла. – Здесь все началось и здесь все закончится. Если мы победим, здесь встречу свой конец и я. При худшем раскладе, мы оба, думаю.
– А если…
– Идеи Эрмандада никогда не умрут, – жестко пресек ее Ройван. – Люди забыли, что значит настоящая свобода и наша задача напомнить им об этом. Никогда не забывай об этом, Анна. Помни, за что мы сражаемся. И за что умираем.
Он взглянул на нее и увидел стоящие в глазах слезы. Он воспитал в ней сострадание, доброту, самоотверженность и научил, что разум превыше сердца, но совсем забыл, что дал ей кое-что еще очень важное. Он научил ее человечности, и теперь эта человечность не позволяла Анне принять его смерть, пусть та еще была и не близка.
– Ночь заставляет нас почувствовать горечь печали, – сказал Ройван, вглядываясь в огонек свечи.
– Только потому, что кажется будто тьма обволакивает и защищает. А потому не нужно думать о безопасности, – тихо прошептала Анна. – Но эта безопасность обманчива. – Анна так же тихо вздохнула и, обернувшись к Ройвану, проговорила: – Лучше расскажи, какая она, Земля?
Выспаться Ноа так и не удалось. Сон его был коротким и беспокойным. Эти ночные видения – отрывочные и ужасные – изматывали не хуже тренировок у Энгстелиг. Чувство тревоги преследовало его во сне – совсем как тогда, когда ему снились те странные сны о побеге, высоком дереве и всадниках. Но в этот раз Ноа видел себя и Эли, они следовали по лесу, пока вместе не добрались до поляны с ночными фиалками. Их было так много, что казалось, будто это и вовсе не цветы, а прекрасное лиловое море.