Том 8. Труженики моря - Виктор Гюго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже совсем рассвело, когда Жильят очутился в водах, омывающих риф.
Море, как мы упоминали, было почти спокойно. Только между скалами плескалась сжатая ими вода. Узок ли, широк ли проток в рифах, в нем всегда бурлит волна, вскипая пеной.
Жильят приблизился к Дуврам не без предосторожностей.
Он несколько раз бросал лот.
Ему предстояло разгрузить лодку.
Частые отлучки приучили его держать наготове все, что необходимо для отъезда. Он захватил с собой мешок сухарей, мешок ржаной муки, корзину с вяленой треской и копченым мясом, большой жбан с пресной водой, норвежский раскрашенный сундучок, в который уложил несколько плотных шерстяных рубашек, плащ с капюшоном, просмоленные гетры и овечью шкуру — ее он ночью набрасывал на себя поверх матросской куртки. Покидая «Дом за околицей», он впопыхах сунул все это в лодку, добавив каравай свежего хлеба. Он так торопился, что взял с собой из инструментов только кузнечный молот, топор и маленький колун, пилу и перехваченную узлами веревку с железным крюком на одном конце. Когда умеешь пользоваться такой веревкой-лестницей, упрямые скалы делаются сговорчивыми, и опытный моряк найдет пути на самые крутые обрывы. На острове Серк часто видишь, как верно служит такая веревка рыбакам Госленской гавани.
В лодке лежали сети, удочки и прочие рыболовные принадлежности. Жильят захватил их по привычке и, пожалуй, машинально: вряд ли пригодилась бы ему рыбачья снасть среди целого архипелага бурунов, где ему предстояло жить некоторое время, если б он дал ход своей затее.
Когда Жильят достиг утеса, был отлив — обстоятельство благоприятное. Волны, отхлынув, обнажили у подножия Малого Дувра несколько плоских и чуть скошенных каменных уступов, похожих на кронштейны. Эти уступы, местами узкие, местами широкие, ступенями поднимались через неровные промежутки вдоль отвесной стены монолита и заканчивались полоской карниза под самой Дюрандой, торчавшей между двумя утесами. Она была зажата в них, как в тисках.
На этих площадках удобно было высадиться и осмотреться. Здесь Жильят мог временно выгрузить запасы, привезенные в лодке. Но следовало поторапливаться, ибо эти уступы оставались над водой лишь несколько часов. В прилив их снова поглощали пенистые волны.
К этим-то плоским и покатым камням он направил и подвел лодку.
Мокрые и скользкие водоросли покрывали их толстым слоем, легко было поскользнуться.
Жильят снял башмаки, спрыгнул на водоросли и причалил лодку к выступу скалы.
Затем он постарался пробраться как можно дальше по узкому гранитному карнизу и, остановившись под килем Дюранды, начал ее рассматривать.
Дюранда была схвачена, подвешена и как бы вклинена между двумя скалами, футах в двадцати над водой. Только волны неистовой силы могли забросить ее сюда.
Бешеная сила их ударов ничуть не удивляет моряков. Достаточно привести такой пример: 25 января 1840 года в Сторском заливе, когда буря уже затихала, натиском последнего вала перебросило целый бриг через корпус корвета «Марна», застрявшего на мели, и вбило бушпритом вперед меж двух утесов.
Впрочем, в Дуврах осталась лишь половина Дюранды.
Ураган отнял пароход у волн, словно вырвал его из воды. Воздушный вихрь крутил судно, водяной вихрь удерживал, и вот оно, разрываемое руками бури, переломилось пополам, как тонкая планка. Корма с машиной и колесами, вскинутая над бурлящей пеной и подгоняемая разбушевавшимся циклоном в теснину между Дуврами, врезалась туда по мидель-бимс и застряла. Ветер нанес меткий удар: чтобы вбить такой клин в Дуврские скалы, ураган превратился в палицу. А носовую часть уволок шквал; он перекатывал ее по волнам, пока не расщепил о подводные камни.
Из продавленного трюма выбросило в море захлебнувшихся быков.
Огромный кусок борта носовой части еще уцелел и висел на тимберсах левого кожуха, удерживаемый расшатанными скрепами, которые легко было разрубить одним взмахом топора.
То тут, то там на отдаленных извилинах рифа виднелись балки, доски, лоскутья парусов, обрывки цепей, всевозможные обломки, мирно лежавшие на скалах.
Жильят внимательно рассматривал Дюранду. Киль потолком нависал над его головой.
Безбрежное море едва колыхалось, ясен был горизонт.
Солнце величественно всплывало из-за округлой голубой громады.
Время от времени с разбитого судна скатывалась капля воды и падала в море.
II
Законченность разрушения
Дуврские скалы различны по форме и высоте.
Остроконечный и согнутый Малый Дувр от основания до вершины весь в длинных и разветвляющихся жилах сравнительно рыхлой каменной породы кирпичного цвета, которая переслаивает гранит. Эти красноватые пласты испещрены трещинами. Одна из трещин повыше корпуса Дюранды была так расширена и отшлифована волнами, что превратилась в нишу, будто предназначенную для статуи. Очертания гранитных выступов Малого Дувра округлы и нежны, как у лидийского камня, но мягкие линии не скрадывают его суровости. Малый Дувр оканчивается острием наподобие рога. Большой Дувр отполирован, гладок, ровен, отвесен, словно вырезан по чертежу из куска черной слоновой кости. Ни углубления, ни выступа. Негостеприимно глядят его крутые склоны; даже каторжник не в силах воспользоваться им для побега, даже птица — свить там гнездо. На вершине его, как на утесе «Человек», виднеется площадка; только она неприступна.
На Малый Дувр можно взобраться, но там не удержишься; на Большом можно расположиться, но туда не взберешься.
Бегло осмотрев риф, Жильят вернулся в лодку, выгрузил свои скромные пожитки на самый широкий из камней, выступавших из воды, связал вещи в тугой сверток, обернул его брезентом и, стянув петлей стропа, втиснул в расщелину скалы, куда не доходили волны, а затем, цепляясь ногами и руками, карабкаясь вверх с выступа на выступ, хватаясь за малейшие неровности, добрался по Малому Дувру до повисшей в воздухе Дюранды.
Он дотянулся до кожуха и спрыгнул на палубу.
Страшную картину являло собою разбитое судно и внутри.
Дюранда хранила следы ужасающего насилия. То было самоуправство бури, леденящее душу. Гроза на море ведет себя, как шайка пиратов. Кораблекрушение похоже на злодеяние. Туча, молния, дождь, ветры, волны, рифы — банда сообщников, внушающих ужас.
На искалеченной палубе, казалось, слышался яростный топот морских духов. На всем лежал отпечаток дикого разгула. Причудливо изогнутые железные части говорили о бешеных налетах ветра. Междупалубное пространство смахивало на палату сумасшедшего, где все перебито.
И зверь так не терзает добычу, как море. Вода выпускает когти. Ветер грызет, волна пожирает: морские валы-челюсти. Они рвут на куски и дробят. Удар океана подобен удару львиной лапы.
Особенностью разгрома Дюранды были обстоятельность и кропотливость, с которыми он производился. То была ужасная работа живодера. Многое, казалось, было сделано нарочно. Так и хотелось сказать: какая жестокость! Обшивку судна сняли умело, доска за доской; циклон — мастер на такие дела. Кромсать и строгать