Проникновение - Ава МакКарти

— С какой стати? — удивилась Гарри. — Его никто не навещал.

— Потому что мы, по-моему, были друзьями.

Поникшие плечи Джуда, пристыженное выражение его лица выглядели вполне убедительно. Мысль о том, что Джуд мог причинить ей вред, показалась Гарри совершенно нелепой.

Оба помолчали. Затем, не поднимая глаз, Джуд спросил:

— Как, по-вашему, он поправится?

Его вопрос словно ударил Гарри в живот. Она покачала головой и с трудом сглотнула, не в силах говорить. Отец не мог умереть. Казалось, он должен был жить вечно. Она закрыла глаза. Перед ней тут же возник стоп-кадр с несущимся на нее джипом: черный металл, алюминиевая противоударная решетка. Еще стоп-кадр, на этот раз крупным планом: водитель джипа, сбившего ее отца; черная шапка, бесцветные лохмы, плечи, ссутулившиеся над рулем. Гарри резко открыла глаза и закусила губу. Не плакать, не плакать, не плакать. Прошло несколько секунд, прежде чем она совладала с собой настолько, что снова смогла заговорить.

— Врачи все еще надеются. И я тоже буду надеяться, — тихо произнесла она. — Я, наверное, пойду к нему.

Джуд кивнул и легонько тронул ее за руку.

— Я знаю, вы сами в состоянии о себе позаботиться. Но если что, я готов помочь.

Она даже не успела ответить, ибо с этими словами он развернулся и пошел прочь, снова сунув руки в карманы. Гарри проводила его взглядом, а затем вернулась в отцовскую палату.

Мать и Амаранта сидели все в тех же позах — рядом, бок о бок. Гарри поразилась тому, как похожи они были друг на друга — причем с возрастом сходство только усилилось. Одни и те же светлые волосы, одна и та же тонкая кость, одно и то же вечное выражение осиной язвительности на лице. Когда Гарри вошла, они одновременно подняли на нее глаза. Мать и дочь, выступающие единым фронтом. Ей не хотелось снова усаживаться напротив них, и она встала у изголовья кровати.

Амаранта надела ремешок сумочки на плечо и поднялась с кресла.

— Мам, пойдем, я отвезу тебя домой. Ты устала. — Она стояла, дожидаясь, пока мать тоже встанет. — Ты уже несколько часов здесь. Вернемся утром. Если что-то изменится, медсестры нам позвонят.

— Езжай домой, к своей семье. — Мириам крепче вцепилась в свою сумочку. — Меня отвезет Гарри.

Часто заморгав, Гарри перевела взгляд на сестру, которая от изумления на миг позабыла закрыть рот.

Амаранта нахмурилась.

— Мам, послушай…

— Мне нужно поговорить с Гарри.

Брови Амаранты взлетели вверх.

— Ну, если ты так уверена… — Она помедлила, как бы ожидая, что мать передумает, а затем с вызовом прошагала мимо Гарри и, бросив на нее сердитый взгляд, сказала: — Не позволяй ей долго тут оставаться.

Кивнув, Гарри проводила Амаранту взглядом и, когда за ней захлопнулась дверь, снова посмотрела на мать. Мириам теребила жемчужное ожерелье у себя на шее и наблюдала, как поднимается и опускается грудь ее мужа. Под дряблой, морщинистой кожей шеи проступили жилистые, похожие на корни деревьев связки. Вопреки тому, что Мириам заявила Амаранте, она явно не была настроена на разговор. Гарри решила подождать, пока матери самой не надоест молчать.

Она посмотрела на отца. Его лицо было бледно-восковым. Из-за того, что кровать была приподнята у изголовья, казалось, что Сал в любую секунду мог очнуться и потребовать для себя лучшего обзора комнаты. Гарри отдала бы все на свете, чтобы увидеть, как отец открывает глаза — именно сейчас, в эту секунду.

— Когда я с ним познакомилась, он был такой эффектный, — неожиданно произнесла Мириам. — Такой загорелый, мужественный… И ужасно честолюбивый. Сплошные планы, идеи… — Она перебирала жемчужины, будто четки. — Но остаться без гроша было совсем не эффектно. По крайней мере, с двумя детьми на руках.

Она оставила жемчужины в покое, щелкнула застежкой, открыла сумочку и выудила оттуда позолоченную зажигалку и пачку сигарет. Затем, будто вспомнив, где находится, запихнула их обратно в сумочку. Пальцы ее снова потянулись к жемчужинам.

— Я почти никогда не знала, где он и что с ним, не знала даже, вернется ли он вообще. А когда он в конце концов заявлялся, то мог сказать, что у нас больше нет дома или что мы идем на званый ужин… Никогда нельзя было угадать заранее…

Гарри порывалась спросить ее об Эшфорде, но так и не решилась. Одно дело — просто знать, что мать тебя ненавидит, и совсем другое — услышать, как она говорит об этом вслух.

— Пару раз я пыталась его бросить, — произнесла мать, будто подслушав мысли Гарри. — Но не вышло. У него всегда был очередной чудодейственный план, очередная новая сделка, после которой обязательно все должно было пойти по-другому.

Вздохнув, она покачала головой и смерила Гарри долгим взглядом.

— Ты и он — одно лицо. Раньше я не хотела, чтобы ты была похожа на него.

Гарри опустила глаза. Расправив на коленях рыхлую салфетку, она принялась складывать ее пополам, снова и снова. Трудно было сказать, кто больше разочаровал Мириам — муж или дочь.

— В детстве ты была с ним просто не разлей вода, — продолжала Мириам. — Только ты и он — вдвоем против всего мира. Против меня.

Гарри нахмурилась.

— Неправда.

Мириам, будто не услышав ее, сказала:

— Знаешь, он позвонил мне на той неделе. Какая-то очередная безумная авантюра. Говорил, что собирается на Багамы, что начнет новую жизнь…

У Гарри сжалось сердце. Она принялась спрессовывать салфетку в плотный комок.

— Сказал, что хочет со мной попрощаться. — Мириам нахмурилась. — Сал никогда со мной не прощался.

Гарри скомкала салфетку в кулаке. Выходит, отец снова хотел исчезнуть, бросив остальных на произвол судьбы.

— Я вот подумала… — произнесла Мириам, и ее взгляд остановился на Гарри. — Он что, опять что-то затеял? У него снова какие-то неприятности с полицией? Ты с ним встречалась. Он тебе что-нибудь говорил?

Гарри отвела глаза. Не было причин не рассказать матери обо всем, что случилось. Она имела право знать правду. Гарри окинула взглядом беспомощное тело отца, его тонкие, как у ребенка, руки и, сама не понимая почему, покачала головой.

— Он мне ничего не говорил.

Раздался деликатный стук, и дверь с тихим щелчком отворилась. Гарри сразу узнала холмики седых волос и скорбные глаза. Эшфорд.

Войдя в палату, он сразу же направился к Мириам и протянул ей руки.

— Дорогая, мне так жаль! Я пришел, как только освободился.

Мать перестала теребить свои жемчужины и позволила Эшфорду сжать ее пальцы. Подняв глаза, она посмотрела ему в лицо, и связки у нее на шее как будто расслабились.

Эшфорд повернулся к Гарри и тоже взял ее за руку, упрятав ее ладонь между своими.