Ночь Дон Жуана - Ганс-Йозеф Ортайль

Со временем и она, Иоанна, принялась рассказывать — о пожилом графе Пахте, о чехах и о том, как она переехала из провинции в Прагу. Она запросто рассказывала все это синьору Луиджи, не зная, интересно ли ему. Но он всегда внимательно слушал, кивал и, как бы в продолжение ее рассказа, снова заводил речь об Италии.

Когда жар не давал Иоанне встать с постели, синьор Джакомо учил ее, что нельзя сразу поддаваться на уговоры мужчин, сначала нужно пробудить их любопытство, поэтому она раздумывала над тем, как бы ей устроить что-нибудь эдакое с Луиджи. Но после долгих размышлений Иоанна пришла к выводу, что Луиджи и так был очень любопытным. Она просто не могла себе представить, что в человеке можно пробудить еще большее любопытство. Луиджи вел себя совсем не так, как Паоло, и вскоре перестал напоминать ей его. Луиджи не добивался Иоанны так настойчиво, как синьор да Понте. Нет, на самом деле он вообще ее не добивался. Он был просто по-дружески искренним. Казалось, что они знали друг друга уже очень давно, и жеманство было ни к чему.

А что чувствовала Иоанна? Любила ли она Луиджи? Что влекло ее к нему? Отношения с Паоло научили ее осторожности, а знакомство с синьором да Понте — недоверчивости. Но быть осторожной или недоверчивой рядом с Луиджи?.. Это казалось смешным. Иоанна вообще не думала о подобных вещах, а просто занималась своими обычными делами. Только теперь рядом был человек, который беседовал с ней и готов был ее выслушать. Порой Иоанна думала, что такие серьезные слова, как «любовь» и «счастье», здесь вовсе ни при чем. Что не обязательно контролировать все происходящее, облачая его в словесную оболочку.

Когда же Луиджи снова превращался в дона Джованни и, вызывая всеобщее изумление, гордо расхаживал по сцене, изображая благородного дворянина, Иоанна вынуждена была признать, что каждый раз удивлялась и не узнавала в этом человеке Луиджи. Она ловила себя на том, что не могла оторвать взгляда от кольца. Девушка рассматривала шляпу и вслушивалась в слова Луиджи, которые звучали вдруг так решительно, что завораживали всех вокруг своей силой. В облике дона Джованни Луиджи становился абсолютно чужим. Иоанна всегда чувствовала облегчение, когда он брал ее за руку и они шли в его гримерную выпить шоколаду или вина. Луиджи снимал костюм. Видение растворялось в воздухе, и духи исчезали, словно и не было никогда синьора да Понте или синьора Джакомо…

Становилось прохладно, и Иоанна решила вернуться в театр. Толпа внизу еще раз поприветствовала ее. Наклонившись через перила балкона, Иоанна едва заметным движением руки помахала в ответ. На какое-то мгновение она возомнила себя примадонной, которая вскоре снова возвратится в свой загадочный мир. Об этом мире мечтали все эти люди там, внизу, — о неизвестном, волнующем мире, о волшебном мире игры и перевоплощений, о мире таинственных открытий и страшных снов. Она, маленькая Иоанна, уже немного знала об этом мире. Да, она начала понимать в нем кое-что. Озябнув от холода, девушка повернулась и, напевая мелодию «La ci darem…», направилась обратно в зал.

Анна Мария долго сдерживала свое любопытство, но в день генеральной репетиции она была уже не в силах вынести тягостного ожидания. У Паоло почти не было времени, чтобы навещать ее, а Иоанне из-за постоянных репетиций только изредка удавалось выкроить минутку, чтобы сообщить графине последние новости. Приходилось довольствоваться слухами и глупыми историями, которые обсуждали даже здесь, в женском монастыре. Это были истории о тромбонистах, повздоривших с Моцартом из-за сложных партий, о темно-красном плаще с воротником из горностая, принадлежавшем директору Бондини. Или о загадочной болезни Моцарта, из-за которой он якобы вынужден был, бросив все, часто возвращаться в гостиницу «У трех львов», чтобы отлежаться.

Все эти слухи приводили к тому, что с каждым днем графиня становилась все беспокойнее. Но не одну ее терзало беспокойство. Нет, почти все женщины в монастыре были охвачены тревожными мыслями. В конце концов пожилая настоятельница запретила любые разговоры об опере. Ей этот спектакль никогда не нравился из-за его содержания. Но по мере приближения премьеры возрастало ее негодование, переходившее все мыслимые и немыслимые пределы. Ведь настоятельница изо всех сил пыталась возвратить покой в души доверившихся ей женщин, возвратить их к жизни, оградив от всех волнений, как это было предусмотрено правилами!

Даже сегодня, в день генеральной репетиции, Анна Мария должна была оставаться в монастыре. Выйти на прогулку можно было лишь ближе к вечеру. Она целый день сидела в своей комнате в ожидании Иоанны. Никогда еще время не тянулось так долго. И лишь услышав в коридоре голос камеристки, графиня почувствовала облегчение, которое пришло вместе с надеждой еще сегодня снова увидеть родной дворец.

Облегченно вздохнув, Анна Мария встала и открыла Иоанне дверь.

— Наконец-то, Иоанна, я целый день тебя ждала! Рассказывай скорее, как все прошло? Репетиция удалась? Все остались довольны?

— Ну конечно же, госпожа, все остались довольны. Не волнуйтесь. Когда все закончилось, все аплодировали господину Моцарту и кричали: «Браво, маэстро!» — до тех пор, пока он не ушел со сцены. Правда, синьор Джакомо пытался его задержать, но маэстро исчез. Теперь все стоят там и спрашивают себя, где же он может быть. Синьор Джакомо просто в отчаянии.

— В отчаянии? Но почему он в отчаянии?

— Потому что господин Моцарт еще не закончил оперу.

— Не закончил? Как это?

— Кое-чего не хватает. Не хватает увертюры!

— Вы репетировали спектакль без увертюры?

— Да, мы начали сразу с первой сцены, без увертюры.

— Но это же просто невероятно! Разве никто не спрашивал Моцарта об увертюре? Неужели никто не заводил разговора об этом?

— Разумеется, спрашивали.

— И что он сказал?

— Ничего. Сказал, что мы начинаем с первой сцены. А когда еще раз спросили об увертюре, ответил, что увертюра должна вот-вот родиться.

— Как это?

— Я сама не знаю, госпожа. Мы отрепетировали всю оперу без увертюры. Затем несколько минут аплодировали господину Моцарту. А потом он исчез. Мгновенно разлетелось известие об его исчезновении и о том, что увертюры еще нет. Синьор Джакомо приказал искать Моцарта по всему городу. Его искали, где только можно, но так нигде и не нашли!

— Наверное, он уехал за город. В загородный домик четы Душеков.

— Там его тоже нет. Маэстро ищут уже давно, а синьор Джакомо сказал, что боится наихудшего. Труппа в отчаянии. Почти все актрисы остались в театре, чтобы не пропустить новостей.

— А синьор Джакомо?

— Он сидит во дворце один, с ним только Паоло. Мне кажется, что синьор Джакомо впервые не знает, что делать.

— Тогда ты сейчас же проводишь меня к нему, Иоанна! Я хочу с ним поговорить.

— Вы хотите поговорить с синьором Джакомо, госпожа? Я не знаю, разумно ли это. Синьор Джакомо сказал, что ни с кем не желает разговаривать. За исключением того, кто знает, где находится Моцарт.