Яд-шоколад - Татьяна Степанова

Катя прикинула: двадцать второго мая… за три дня до убийства лейтенанта Марины Терентьевой в Дзержинске, на которой был вырезан не такой, но весьма похожий знак. Похожий по графике, но совершенно иной по смыслу.

— А вот такую татуировку вы кому-нибудь делали? — спросила она, выкладывая снимок пореза.

— Это что? — спросил Голощапов.

— То, что нас интересует. Это вырезали на трупе, — сказала Катя. — Такую татуировку вы кому-нибудь делали?

— Я же сказал: этому чудику Родиоше.

— Нет, взгляните внимательно, это другая графика.

Голощапов осторожно взял снимок в руки.

— Что, прямо на коже ножом? — спросил он. — Да тут все наоборот. Словно перевернуто. Нет, такого я не делал. Бог мой… вы что, подозреваете, что это я??

— Нет, нет, — Катя успокаивающе покачала головой. — Просто необходима ваша помощь, дело серьезное.

— Да я вижу сам, — Голощапов вернул снимок на место и налил себе коньяка. — Нет, такое тату я не делал никому.

— Значит, вы и на концерты группы «Туле» ходили? — спросила Катя. — Что там за народ у них?

— Разный. Но сейчас всю музыку они к черту послали.

— А как мог такой юродивый оказаться у них в группе? Ну, этот Родиоша? Не знаете, как он попал к ним?

— Я сам сначала удивился. Потом так, слухи по клубу мотались.

— Какие слухи?

— Что это вроде родич какой-то дальний прежнего кореша Момзена, которого он от себя отдалил, то есть турнул.

— Прежнего кореша?

— Ну, сейчас у него в адъютантах этот Жирдяй, в рот ему смотрит. Но он не гомик, понимаете? А тот, прежний кореш — тоже о-о-о-очень богатенький пацан из о-о-о-очень обеспеченной семьи, тот намеки стал делать… недвусмысленные намеки… А там вроде еще сестра имелась. Богатая наследница. Момзен сам на нее виды имел. У него-то самого денег нет, он пацан из Марьиной Рощи, мать учительницей немецкого языка в школе работала… Он строит из себя сейчас этакого лорда Генри, все Дорианов Греев возле себя плодит, ученичков. А сам-то с детства от мамкиной зарплаты до зарплаты. А тут вдруг счастье подвернулось — богатая девка, которой замуж давно пора. Вроде как в университете они все познакомились, он любит там околачиваться, среди студентов паству свою вербует. Ну он девку-то и охмурил. Да не учел того, что брат ее тоже охмурился… В общем, та еще история. Скандал. Гомика-приятеля он от себя куда подальше послал, но с женитьбой на сестре, со свадьбой — дело ведь к свадьбе уже шло — тоже все, конечно, накрылось. Богатство из рук уплыло. Он чуть рассудка тогда не лишился от расстройства и злости.

Катя слушала, затаив дыхание. Если бы знал этот пьяница-сплетник Голощапов, какую информацию он сейчас выдал!

— Того парня ведь Феликсом звали? — спросила она.

— Кажется. Слухи про все это ходили, про несостоявшуюся свадьбу Димона Момзена. Но давно это было.

— У Феликса тоже татуировка на руке. Случайно не ваша работа?

Голощапов усмехнулся:

— Они тогда вместе приходили. Как сейчас Жирдяй за Димоном таскается, точно так тогда и этот Феликс за ним как собачонка бегал. Парень заказал мне орнаментальный крест. Это так называемый Узел Тронда. Довольно темный символ. Кстати, у Момзена он тоже есть.

— Где?

— Внизу, почти что в паху, догадайтесь сами, рядом с чем, — Голощапов выпил коньяк. — Сюрприз для вас?

— Что за символ такой?

— Очень древний. И это настоящая готика, а не вся эта нацистская муть. Темный знак. Черная метка с того света.

В этот вечер Машенька Татаринова поняла, что счастье в жизни есть. Это не сказка.

До конца ее рабочего дня оставалось два часа, но как назло дел привалило, даже ежедневный отчет пришлось варганить, что называется, прямо «на коленке», пользуясь планшетом и перекачивая на флешкарту.

Между двумя соседними бутиками на первом этаже «МКАД Плаза» разгорелся злой конфликт из-за оформления витрин световой рекламой, которая ну никак не хотела гармонировать друг с другом. Требования торгового центра на этот счет гласили: привести в соответствие с общим дизайном. Но никто из владельцев бутиков не желал уступать друг другу и переделывать оформление.

Машенька Татаринова находилась в самой гуще торговой войны, фиксируя обоюдные претензии арендаторов в свой блокнот, когда она увидела его.

Феликс шел по первому этажу мимо фонтана и стеклянных лифтов, направляясь в свой бутик «Царство Шоколада». На него обращали внимание все покупательницы — на его стильный сюртук, кружевное жабо и этот новый белый атласный жилет. Словно ожил кто-то из героев английского сериала, словно сам принц ночи посетил шумный, набитый покупателями торговый дворец.

У Машеньки Татариновой подкосились ноги — она сама не ожидала, что сегодня вид Феликса на нее так подействует. Она забыла обо всем, даже о своей работе, о том, что надо фиксировать претензии. Она пробормотала извинение: я сейчас вернусь, одну минутку, подождите.

И сорвалась с места — туда, к стеклянным лифтам, которые словно сказочные воздушные колесницы или хрустальные гробы… опускались и возносились синхронно, с точностью до секунды.

У лифтов она Феликса не нашла и отправилась прямо в «Царство Шоколада». Все, о чем она так мечтала на конной прогулке, всколыхнулось разом, и Машенька решила действовать. Все эти бабы, все эти ужасные бабы, тетки, телки — они все так пялятся на него, они тоже его хотят… кто-то уведет прекрасного принца… возьмет этого антикварного гота себе и станет смеяться над ней, глупой Машенькой, проворонившей свое счастье из-за непростительной робости.

— Феликс!

Он стоял у прилавка-витрины «Царства Шоколада» и забирал прямо оттуда коробки с конфетами. Продавщицы у кассы наблюдали — дело хозяйское. Машенька не ожидала, что окликнет его вот так громко, так страстно.

Феликс, антикварный гот, обернулся. Он смотрел на Машеньку, словно не узнавая ее, не понимая, кто перед ним. Он был где-то далеко сейчас. Несколько коробок с конфетами лежали перед ним на прилавке. И еще одну коробку он держал в руках. Не шоколад, а марципан.

Машеньке сейчас не нужны были никакие конфеты. Никакие подарки от него. Она жаждала поцелуя.

— Привет, — сказал Феликс. — А, это ты.

Обычно говорят наоборот: А, это ты, привет.

Но Машенька не обратила внимания на эту маленькую странность.

— Слушай, я вот что подумала. Ты как к лошадям относишься?

— Что? К каким лошадям?

— Ну, покататься на лошади не хочешь? Я подумала, мы могли бы… встретиться и вместе… я могу это устроить, у меня мама — инструктор конной школы в парке «Косино».