Обитатели холмов - Ричард Адамс

— Та, наферно. Но, местер Орех, когда мы пойдем? Я хочу помочь, но не хочу долго шдать, я хочу к Польшой Фоде. Мне тяшело шдать. Поторопитесь.

Из норы выглянул Шишак и в ужасе отпрянул.

— Фрит небесный! — воскликнул он. — Что за гадостью тут несет! Ты сам убил этого зверя, Кехаар, или он сдох под камнем?

— Нрафится, местер Шишак? Я оставлю тебе маленький кусочек, хочешь?

— Шишак, пойди, пожалуйста, скажи остальным, что мы выступаем на рассвете. До нашего возвращения старшим будет Падуб. Алтейка, Земляничка и кролики с фермы останутся с ним. Если еще кто откажется идти, не заставляй, — добавил Орех.

— Не беспокойся! — крикнул Шишак уже из норы. — Я пришлю их сюда, пусть поедят рядышком с Кехааром. И тогда они ринутся за тобой, куда захочешь, не успеет и утка нырнуть.

Это было величайшее предприятие, но никто не знал, что в конце концов выйдет.

Из публикаций акционерной компании «Мыльные пузыри Южного моря»

На следующий день ранним утром на южной окраине букового леса появились все те, кто оставил вместе с Орехом пять недель назад Сэндлфордский городок. Только вместо Алтейки на этот раз шел Колокольчик. Орех не стал никого уговаривать и решил: пусть каждый решит за себя. Он и сам боялся этого путешествия и прекрасно понимал, до чего страшно друзьям. Но понимал он и то, что все равно каждый будет про себя думать и об Эфрафе, и о мрачной ее аусле. И о крольчихах, которых там так много и которые им нужны до того, что мучительное желание отыскать себе пару заглушало страх. К тому же кроликам не привыкать к опасностям. Эти зверюшки любят нарушить право чужой собственности и стащить что-нибудь с огорода, а когда уже туда заберутся, редко кто из них сознаётся, что ему страшно, если, конечно (Алтейка и Земляничка потому и остались на этот раз дома), они здоровы и знают наверняка, что ни носы, ни лапы в самый ответственный момент не подведут. Орех же, намекнув на таинственный план, хотел еще пробудить в товарищах любопытство. Он был уверен, что эти намеки вместе с решительностью Пятика и мечтой о спокойной жизни сделают свое дело. И оказался прав. Ведь кто, как не он с Пятиком, вывел всех из Сэндлфорда и спас от гибели, кто провел кроликов через Энборн, через вересковую пустошь, спас Шишака от проволочной петли, основал в горах городок, заключил союз с Кехааром и, несмотря на все сложности, увел у людей двух крольчих? Никто не знал, что будет дальше, но в братьев компания верила. А сейчас старшина и Пятик явно что-то придумали, да к тому же, кажется, и Шишак с Черничкой тоже все знают и не спорят. И никто в «Улье» не захотел оставаться в стороне, особенно когда Орех сказал, что силой никого не гонит — мол, если кто считает его решение неправильным, пусть делает выбор сам. Падуб, в ком привычка подчиняться стала второй натурой, не сказал больше ни слова. Он проводил отряд до окраины леса, стараясь изо всех сил выглядеть веселым, и только раз, оказавшись с Орехом один на один, попросил его обдумать все как следует еще раз и не преуменьшать опасность.

— Когда доберетесь, пусть Кехаар даст нам знать, — попросил он. — И возвращайтесь поскорее.

И все же, стоило Серебряному повернуть команду на юг, по высоким кручам на запад от фермы, все, кто пошел в Эфрафу, содрогнулись от страха и дурных предчувствий. Правда, то, что они знали об Эфрафе, могло ужаснуть и более мужественные сердца. К тому же в пути — если они вообще этот путь одолеют! — двое суток надо было прожить под открытым небом. Лисы, ласки, горностаи — мог встретиться кто угодно, а надежды — только на ноги. Кролики шли за Орехом вразброд — медленнее, чем Падуб, — и останавливались чаще. Они то и дело теряли направление, вздрагивали от неожиданности при каждом шорохе и устраивали передышки. Вскоре Орех разбил всех на группы. Одну повел сам, а во главе двух других поставил Серебряного и Шишака. Но все равно продвижение было медленным — пробежит один, а за ним по очереди остальные.

Наконец они нашли хорошее укрытие. Июнь поворачивался к июлю, к расцвету лета. Зеленые изгороди на межах разрослись буйно и густо. Кролики прятались в сумеречных, испещренных солнцем зарослях цветущего бутня и майорана. Изучали окрестность, осторожно высовывая носы между высокими шапками желтого коровяка и ворсистыми стеблями анхуза, усыпанными красными и синими цветочками, — излюбленного убежища гадюк. Иногда компания врассыпную пролетала по зеленой лужайке, затканной, словно луг в долине, Черноголовкой, калганом и васильками. В постоянном страхе и ожидании элиля бежали они, не видя ничего дальше своего носа, и путь показался им слишком долгим.

Если бы кролики прошли этот путь много лет назад, когда на пустынных холмах только овцы щипали траву, они не увидели бы пшеничных полей и вряд ли забрались бы так далеко, не столкнувшись ни разу с хищником. Но овец здесь давно не пасут, тракторы распахали пастбища, а люди посеяли ячмень и пшеницу. Со всех сторон кроликов окружал запах густых созревающих злаков. Мышей было огромное количество, да и пустельги не меньше. Пустельгу кролики побаивались, но Орех оказался прав — ни одна пустельга не станет связываться со взрослым здоровым кроликом. Во всяком случае, на наших приятелей сверху никто не напал.

Незадолго до на-Фрита, в самую жару, Серебряный задержался возле невысокого колючего кустика. Ветра не было, и воздух благоухал сладким, похожим на запах хризантем ароматом горных цветов — пупавкой, пижмой, тысячелистником. Подошли Пятик с Орехом и примостились рядышком, а Серебряный ткнул лапой на открывшийся перед ними склон.

— Орех-рах, — сказал Серебряный, — вот тут начинается лес, который не понравился Падубу.

Через двести-триста ярдов прямо перед кроликами, поперек их пути, стояла полоса деревьев, протянувшаяся в обе стороны, насколько хватало глаз. Они дошли до Портуэйской дороги (правда, дорогой ее можно назвать лишь местами) — дороги, которая шла от северной оконечности Андовера до Сент-Мэри-Бурн с его колокольнями, ручейками и грядками с кресс-салатом, а потом через Брэдли-Вуд и через холмы к Тэдли и заканчивалась в Сильчестере, основанном еще римлянами и названном ими Калева Атребатум. Там, где дорога проходит через холмы, вдоль нее три мили кряду тянется Пояс Цезаря — узкая полоса деревьев, прямая, как и сама дорога. В этот жаркий полдень земля в лесу, словно сетью, была накрыта тенью. Освещенные солнцем кроны хранили прохладу. Стояла тишина, которую нарушали лишь стрекот кузнечиков да тенькающая песенка зяблика среди желтых, похожих на молоточки цветов терновника. Орех поднял уши, повел носом и долго смотрел в неподвижную даль.

— Я не слышу тут ничего плохого, — наконец сказал он. — А ты, Пятик?

— Я тоже, — откликнулся брат. — Видно, Падубу просто не понравилось, что лес не похож на другие — вот что правда, то правда, — но людей там, кажется, нет. Хотя на всякий случай пусть кто-нибудь сбегает и проверит. Можно мне?

Пока Орех разглядывал Пояс, подошла третья группа, и теперь вся компания сидела рядышком. Кто тихонько пощипывал травку, кто, опустив уши, отдыхал в зарослях терновника, в испещренной солнцем и тенью зелени.