Замри и прыгни - Наталья Нечаева

Зоя покосилась на сгорбившееся сзади тело, инстинктивно передернула плечами:

— Нет, не хочу!

— Чего вы не хотите? — хмуро спросил ее Карелин.

Оказывается, она проговорила это вслух.

— В прошлую жизнь не хочу, — едва слышно прошептала Зоя.

Карелин ничего не сказал в ответ, вышел, подтянул пьяную тушу ближе к дверце, присел и, как огромный мешок, взвалил Рыбакова к себе на плечи.

— Какой этаж и квартира?

Зоя назвала.

Сергей вернулся через пару минут, снова вытер руки тем же белоснежным платком и тут же выбросил его в металлическую мусорку, стоявшую у крыльца.

— Я его у двери положил. Не в карманах же копаться! Прочухается, сам дверь откроет.

Зоя промолчала.

Неслись за окнами подслеповатые светофоры, слепили глаза редкие встречные машины. Вдруг Карелин резко сбросил скорость, прижался к обочине, встал.

— Я вспомнил, — вдруг тихо сказал он. — Я вспомнил, где видел этого скота. Это тот самый директор, который меня выставил, когда я искал ту женщину. — Он резко, всем телом, повернулся. — А вы, значит, Зоя? И совсем не Рита? То есть в ресторане я угадал правильно? И этот чмо — он кто? Ведь не брат, нет? — Сергей смотрел на спутницу требовательно и серьезно. — А вы? Кто вы, Зоя?

— Он — мой бывший муж… — Зоя судорожно вздохнула, зажмурила глаза. — А я — та самая женщина…

— Какая — та самая?

— Которая видела, как резали ваши колеса…

* * *

— Значит, колеса, говорите, порезали. Где? Кто?

— Откуда я знаю? — заносчиво ответил Распопов. — Видел бы — тут бы не сидел.

— Согласен, — кивнул усатый капитан. — Судя по тому, как вы накинулись на сотрудников милиции, своего обидчика вы бы просто убили.

— Вот именно.

— И сидели бы уже за убийство. А так — мелочи.

— А я что говорю? — Распопов не расслышал в вопросе милиционера ни сарказма, ни издевки. — Давайте заканчивайте свои формальности. Я спать хочу, мне на работу завтра.

— Ну завтра, мне кажется, ваша компания, как там ее? «Озирис»? Кстати, что это слово означает?

— Такие вещи образованным людям знать полагается. — Распопов высокомерно сморщился. — Озирис — древнеегипетский бог живой и мертвой природы. Владыка царства мертвых.

— А, значит, бог. — Милиционер благодарно кивнул. — Ясно. Это вы, значит, в честь него фирму назвали? Солидно. Так вы — похоронное бюро, что ли? Гробы там, венки и все такое?

Андрей Андреевич смерил его презрительным взглядом.

— Да нет, капитан, мы по другим делам, интимным. Полиция нравов. — Распопов осклабился. — А я там — генерал. Усек? Все про всех знаю. Положено. И вся информация у меня вот здесь! — Он сжал кулак и поднес его почти к носу капитана.

— Ох ты, — восхищенно причмокнул усатый. — Простите, не знал. Ну тогда вообще все понятно.

— Что тебе понятно, служивый? — Распопов откинулся на жесткую неудобную спинку казенного стула. Он очень хотел спать. Возбужденное напряжение, в котором он находился последний час, вдруг схлынуло, и навалилась сонливая усталость. Такая, что глаза норовили закрыться, а рот просто разрывало от желания зевнуть.

— Так это ж как водится! — радостно начал объяснять милиционер. — Генерал, он себе что угодно позволить может! И за руль пьяный сесть, и чужую машину протаранить, и морды младшим по званию набить. И оружие, оно ему, понятное дело, по званию положено! А что, к вам лечиться и верхушка ходит? — Он заговорщически подмигнул. — Так они же у вас все на крючке!

— Вот именно, — важно и устало согласился Распопов. — Поэтому заканчивай тут свою писанину, да я пойду. А лучше — порви все это. Чтоб утром старлеем не стать.

Усатый задумался. Похоже, перспектива, нарисованная столь важным клиентом, его и впрямь смутила. Он пожевал губами, поперекладывал бумажки. Пару раз потянулся к телефону, но звонить не стал.

— Вы вот тут подпишите, — подвинул он листок с протоколом. — На всякий случай. Положено. А в восемь утра начальство на месте появится, все и решим.

— Ты что, охренел? — Распопов изумился наглости и тупости капитана. — А до утра я что, тут загорать буду?

— Нет, тут нельзя, — задумчиво подкрутил усы дежурный. — Не положено. Да и поспать здесь негде, — он покрутил головой. — А вам, генералам, обязательно отдыхать надо. Шутка ли, такой груз на себе несете! Вся страна на ваших плечах! — Он нажал неприметную кнопочку на столешнице и бросил вошедшему сержанту: — Проводи!

Распопов не успел ни среагировать, ни достойно ответить, а плечистый милиционер тут же грубо подхватил его под локти, приподнял со стула, вытолкнул из дежурки и уже через пару секунд столь же бесцеремонно впихнул в узкую металлическую дверь напротив. Щелкнул замок, и Андрей Андреевич остался один.

Не до конца поняв, что произошло, он густо выматерился, пнул закрытую дверь, огляделся. Узкий душный аппендикс. Вдоль стен деревянные скамейки. Зарешеченное окно под потолком, как листок из ученической тетрадки в крупную клетку. На лавке в углу кто-то спит. Распопов подошел поближе, но углядел лишь небритую щеку с расцвеченным черным фингалом виском. Вернулся к двери, еще раз зло пнул, потом, что-то сообразив, развернулся спиной и стал методично долбить в гулкий металл каблуком тяжелой туфли.

Стучал долго, почти засыпая и встряхиваясь от собственных движений. Наконец, заскрежетал замок, дверь дернулась, да так внезапно, что Андрей Андреевич оказался на лавке. Возник давешний сержант. Молча подошел к дебоширу и любовно влепил дубинкой по темечку.

Голову тут же накрыла горячая волна боли, и Распопов вмиг оказался внутри тесной красной сферы, которая то сжималась в теннисный шарик, корежа и переламывая все тело, и особенно голову, то раздавалась в просторную окружность размером с луну. Тогда Андрея Андреевича настигало тягучее ощущение невесомости, внутренности норовили вырваться наружу, рот наполнялся противной слюной, и он болтался внутри этого мучительного шара, как Белка и Стрелка в одном лице, ясно понимая, что пришел последний миг жизни.

Наконец, полость луны многократно увеличилась и обрела знакомые очертания камеры спецприемника.

Распопов сжал ладонями раскалывающуюся голову и тихонько заскулил. Сквозь пьяный туман, клубящийся в голове, проросло и окрепло, распустив широкие ветви, мощное дерево обиды. Корнями дерево упиралось прямо в сердце, сжимая его и норовя пропороть насквозь, а крона распирала череп, буравя мозги. Только сейчас Андрей Андреевич осознал, как он несчастен и как несправедлива к нему судьба.

Сосед на лежанке в углу громко всхрапывал и изредка вскрикивал, словно кого-то звал, словом, спал, а он, Распопов, вместо того чтобы нежиться в своей удобной постели под пуховым одеялом, должен был пачкать дорогой светлый костюм на грязных нарах. Его, генерального директора, как паршивого зачумленного бомжа, держали тут, в милиции, не давая даже сказать слова в свою защиту. Конечно, это были интриги завистников! Его успехи давно не давали им покоя! Или кто-то решил расправиться с ним за то, что он слишком много знал. Конечно! Вот и ответ!