Марысенька (Мария де Лагранж д'Аркиен), - Казимир Феликсович Валишевский

Польшу. В Польше, как и во Франции, её ненавидели её собственные соотечественники, строго её осуждая и не пропуская случая клеветать на нее. В 1676 году французский агент Балюз писал о ней, зная, конечно, что это ложь, следующее:  "Король старается не исполнять желаний королевы; он говорит открыто, что обращаться следует к нему, а не к ней... Напрасно она прихорашивается перед зеркалом четыре часа в день, он её презирает и обращается с нею грубо..."  Двумя годами ранее, по словам Балюза, прошел слух, что королева отравилась, что жизнь её в опасности; это вызвало всеобщее ликование. Когда французские миссионеры вздумали служить молебны для её исцеления, все присутствовавшие протестовали. Все желали её смерти, в виду возможного брака короля с Элеонорой Австрийской, предпочитая её этой француженке, доведшей королевство до разорения.  Она пережила своего мужа; все пришли в негодование. По всеобщему заблуждению, требовалось найти "козлище отпущения": взялись за эту "лань". Никто еще не знал подробностей странного романа, который подвел "Селадона" под ярмо "Астреи". Их переписка была напечатана с пропусками лишь в 1859 г. Только в то время обратили внимание на эту сторону дела.  Марысеньку объявили чудовищем, а её мужа ставили в пример того, до чего могут довести "помрачения божественных даров", "ухищрения чёрта", или скорее "чертовки". При этом одно только обстоятельство ускользнуло от проницательности судей. Селадон, как и все возлюбленные, забавляясь мелочами своей страсти, постарался однажды подвести "итог" минутам своего счастья, т.-е. времени, проведенному с Астреей. Подсчитав часы и минуты, он подучил в итоге несколько месяцев, за шесть лет брачной жизни. И по всей справедливости, он не мог обвинять в этом одну "Астрею". Она его оставляла иногда, но и он её часто покидал. Прелестный "ад", в котором он находил всё свое счастье, как он сам нередко уверял, не удерживал его настолько, чтобы помешать ему следовать по дороге в рай. Труднее определить часы, которыми "Селадон" жертвовал бы "Астрее", когда долг службы призывал "короля и воина".  Поэтому я охотно соглашаюсь, что он давно заслужил свое место в раю, отдыхая в "злачном месте" от тяжелых трудов своих. Марысенька, как видно дальше, переживала на земле минуты покаяния, -- и, вероятно, раскаяния. Я полагаю, что и она последовала за мужем. -- Что касается Польши, если в ней ад одержал верх, то сами поляки, -- как мне кажется, -- в этом более виноваты, чем в частности этот добрый поляк. Но настоящего виновника придется искать в другом месте.  Собесский не отнял ни Каменца у турок, ни Кролевца (нынешнего Кенигсберга) у пруссаков, потому что его армия была плоха. Армия его была плоха, потому что поляки не хотели иметь лучшей, как англичане в наше время отказываются от обязанностей военной службы. Ему не удалось совершить в своей стране необходимых преобразований потому, что он не был создан для этого. Слишком слабый, слишком вялый, имея все задатки польского дворянина (анархизма), он сам только по титулу король, и его престол слишком близко соприкасался с ложем лености и нравственного растления, где он провел свою юность. Но зачем же его избрали королем? Нашелся ли бы другой лучше его? Я в этом сомневаюсь. Его преемником избрали другого, на этот раз настоящего -- сильного, смелого, предприимчивого, циничного, хитрого, не имевшего ни чести, ни совести, принесшего с собою традиции деспотической власти, явившись в сопровождении лучшего отряда наемников для своей защиты. Его звали "Август Сильный". О его царствовании сохранилось лишь одно воспоминание: "Когда он пил, вся Польша была пьяна!"  Бывают болезни неизлечимые: в том числе чахотка. Польша страдала этой болезнью в 16 веке. В 15-м веке она имела королей, не стоящих Собесского, и присоединив Литву, она соединилась с Пруссией и Померанией. Её города процветали; один купец из Кракова принимал за своим столом императора Карла IV со свитой из десяти человек. Этот купец, по имени Виерзинек, не имел наследников, и его дом оказался несостоятельным!.. Он жил и разбогател благодаря торговле с Востоком, которая велась морским путем до крестовых походов, направляясь через Краков и Львов. Конец крестовых походов, взятие Константинополя турками, открытие Америки остановили движение, и это вызвало банкротства во всей Польше. В этих пустынных, опустошенных и невозделанных полях нечем было пропитать великое государство, подобное тому, которое воздвигли и Пясты, и Ягеллоны. Надо признать за чудо, что оно так долго продержалось. Необходимо было иметь целое поколение героев в роде Собесского. Эти герои были плохие подданные, непокорные и непобедимые. Могли ли они вдохнуть высший гений в душу немецкого капрала? Польше было предназначено жить и умереть геройством. Прочтите книгу судеб: в ней вы найдете ясное указание на то, кто виноват.  Но разве Франция не могла помочь мужу Марысеньки исполнить двойную программу, внешнюю и внутреннюю, для которых она напрасно потратила свою жизнь? Разве Марысенька злобно и безумно не помешала этому вмешательству? Более или менее серьезно, более или менее искренно, Франция несколько раз пыталась исполнить в Польше роль Дон-Кихота. Я полагаю, что она бы сделала лучше, оставаясь безучастной. Она так поступила во времена Собесского. Почему? Потому что великий король отказался возвести в герцоги маркиза д'Аркиен, вызвать из изгнания маркизу де Бетен и разрешить Марысеньке жить возле Бурбона. Это утверждали, и вопрос этот считается решенным в Польше, на основании предания и науки. Это не подтверждает его достоверности. Французский союз в распоряжении Марысеньки! Она его выбрасывает за окно, как кислое молоко -- вот так шутка!  Так как об этом зашла речь, я постараюсь представить вопрос в его настоящем свете. IV.