Грустная девочка - Александра Флид

Он вздохнул, умудрившись вложить в свой вздох всю обреченность и грусть только что сказанных ею слов. Ощутив это, Эмма стала торопливо объяснять:

– Я верю тебе, и сейчас чувствую, что готова отступиться от своего страха перед проклятым будущим, в котором мне вечно рисуются мерзкие картины, но, как и все хорошее, наше супружество стоит ожидания. По крайней мере, мне так кажется.

Он почесал лоб и кивнул:

– Согласен, торопиться не стоит. Но что ты будешь делать?

– Я попытаюсь найти квартиру и попрошу Мэйлин переехать со мной. Это будет чуть дороже, и поэтому есть риск, что она откажет.

Мартин улыбнулся:

– Она согласится, вот увидишь.

– Мне так повезло с вами, ребята, – отвечая на его улыбку, рассмеялась она. – Никто и никогда не получал столько поддержки от своих друзей, сколько довелось почувствовать мне.

– Мне казалось, что в прежние времена я тебе не особо нравился. Если честно, та твоя летняя речь, когда мы прогуливались по набережной, до сих пор мне покоя не дает. Вроде, как я из тебя идиотку делал, и ты не была готова терпеть это всю жизнь. И еще что-то даже более обидное, сейчас всего не вспомнить, но бывает, что ночами твои слова прямо в ушах звенят.

Эмма опустила голову. Ей было действительно стыдно за тот свой срыв, который почти отнял у нее замечательного друга и любимого человека. Почувствовав это, Мартин продолжил:

– Но на самом деле, в этом была и моя вина – совсем чуть-чуть, ибо по незнанию. Я смотрел на тебя, и мне казалось, что тебе нужен такой успешный, серьезный и состоятельный молодой человек. А я просто старый зануда, у которого даже на работе приятелей нет. Думая, что тебе будет со мной не очень интересно, я пытался играть… да что уж там, притворяться тем, кем, ты хотела бы меня видеть.

– Я никем кроме тебя самого не хотела тебя видеть.

– Ну, теперь-то мне это известно, а тогда я тебя знал немного хуже. Мне просто нравилась твоя красота и непосредственность.

– Большое спасибо.

– Да что ты, не за что, – обрадовавшись пробудившемуся в ней чувству юмора, тут же отшутился он. – В общем, потом ты все равно со мной расправилась, и я себя почувствовал обманутым и одураченным. Хотя, справедливости ради, отмечу, что я сам себя ввел в заблуждение. Потом я нашел тебя опять. На кухне. Там уже не было смысла притворяться и играть в галантного джентльмена – все равно, ты меня бросила. И вот там-то, почему-то и раскрылась вся правда. Зануда и молчун тебе понравился куда больше, чем тот, кого я тебе пытался нарисовать.

– Кстати, я там тоже другая была. Раздражительная, сварливая, вечно замученная своими проблемами. Но ты все равно приходил.

– Я, вообще-то, не заметил, чтобы ты так сильно там изменилась. Сбросила с себя кое-что и все.

– Да, это точно. Но зато ты полностью преобразился. Поначалу было не очень заметно, я только потом поняла, что ты стал другим. И таким ты понравился мне гораздо больше.

– Ну, хорошо. Раз ты так говоришь, я пожалуй, попытаюсь поверить. В таком случае, придется нам, наверное, подождать еще немного? Пока твоя мама привыкнет к Софии, я имею в виду.

– Спасибо, – едва заметно улыбаясь, поблагодарила его она.

Дорожка шла, пересекая все кладбище от ворот до задней стены. От нее отходили небольшие тропинки, которые еще не были заасфальтированы – администрация приняла решение отложить такие работы до весны. Филиппа похоронили далеко от стены и от всех ограждений. Его могила была еще слишком свежей на вид – даже снег и подтаявший лед не смогли превратить ее в одно целое с более ранними захоронениями. Земля еще не слежалась – она выделялась небольшим холмиком, привлекая к себе внимание. Ирена не стала подходить ближе. Она просто указала рукой на могилу, а сама осталась на дорожке, позволив тем самым Эмме самой справиться со своими чувствами.

Мраморное надгробье с фотографией под стеклянной пластиной. Это не могло быть могилой Филиппа, потому что ему еще слишком рано лежать в земле. Эмма не верила своим глазам, хотя осознание смерти мальчика пришло в ее разум уже очень давно. Эта мерзлая земля не могла прикрывать ребенка, которому нужно было еще так много успеть сделать. Это надгробье не могло принадлежать ему, потому что одной мраморной глыбы было недостаточно, чтобы удержать его.

Эмма подошла к плите, и, не снимая перчатки, счистила ладонью снег с гладкой поверхности.

Ему было всего двенадцать лет, и он навсегда останется таким. София перерастет своего брата, станет мудрее, умнее и рассудительнее. Она будет самостоятельной и сильной, а он так и останется импульсивным, эмоциональным и ненормально одиноким ребенком, лежащим под тяжелым камнем. Так не должно быть – он должен был проходить все первым, как это было до сих пор. Он первопроходец, защитник и эталон для своей маленькой сестры – именно Филипп должен был постигать все премудрости жизни, чтобы потом показать и объяснить все Софии.

– Прости меня, – прошептала она. – Я должна была быть рядом.

Конечно, она не была обязана следить за этими детьми. Это не включалось в ее задачи – она вообще ничего им была не должна. Но сейчас, столкнувшись с холодным и упрямым фактом, глядя на эту могилу и осознавая, что Филипп действительно похоронен, Эмма начинала понимать в полной мере то глубокое и неистребимое чувство вины, которое пожирало Шерлока.

– Прости нас всех, пожалуйста. Мы тебя не понимали и не старались остановиться, а тебе это было так нужно. Взрослые так устроены – они редко видят что-либо кроме собственной правоты. Ты научил нас тому, что иногда мы тоже способны ошибаться, но этот урок оказался очень жестоким. Мы будем любить и помнить тебя. Спасибо тебе за ту боль, которая сделает нас умнее. Я надеюсь, что никто из нас этого не забудет и не посмеет закрыть глаза на то, что произошло с тобой.

София ждала ее в машине, и Эмма знала, что малышка следит за ней сквозь стекло и кованые решетки забора. Нужно было возвращаться. Она отошла от могилы и зашагала к Ирене.

– Вы не виноваты, – едва она приблизилась к ней, Ирена заговорила первой, проявив при этом удивительную бестактность вкупе с проницательностью. Необычным было и то, что ей удалось скомбинировать две вещи, которые совершенно не сочетались.

– Отчасти все мы виноваты.

– Что вы могли сделать? В той ситуации я могу представить только то, что вы поехали вместе с ними как сопровождающий взрослый, вот и все. Филипп все равно бы умер по дороге, и вы, возможно, к нему бы присоединились. К чему такие жертвы? Вы гораздо нужнее живая, чем мертвая.

Они шли рядом, шаг в шаг, постепенно подходя к машине и переговариваясь на ходу.

– Спасибо, – искренне поблагодарила ее Эмма. – Мне хотелось бы также хоть чем-то облегчить вашу боль.

– Это очень мило, но невозможно. Просто невозможно. Сейчас поедем домой, и поговорим об этом подробнее.