1612-й. Как Нижний Новгород Россию спасал - Вячеслав Никонов

Земские власти бдительно следили за всем, что творилось в Кремле, пресекая сепаратные действия отдельных группировок в стенах Собора. Романовская партия решила собраться на московском подворье Троице-Сергиева монастыря, у Богоявления на Торгу в Китай-городе. Авраамий Палицын был участником встречи (владыка Дионисий предпочел остаться в тени) и рассказывал, как на Троицкое подворье явились «многие дворяне, и дети боярские, и гости многих разных городов, и атаманы, и казаки». Имена главных организаторов февральского совещания точно неизвестны, но их, очевидно, нужно искать среди наиболее отмеченных сразу по воцарении Михаила — князь Иван Черкасский, князь Афанасий Лобанов, Константин Михалков, Владимир Вешняков.

Собравшиеся на Троицком подворье представители дворян, казаков и городов постановили добиваться избрания Михаила и разработали наказ, обосновывавший его права на трон. Главным аргументом было то, что Михаил происходил от царского благородного племени, «понеже он хвалам достойного великого государя Ивана Васильевича законныя супруги царицы Анастасии Романовны родного племянника Федора Никитича — сын».

Аргумент был сильным. Даже дальнее родство с угасшей династией (внучатый племянник первой жены Ивана Грозного), времена которой уже воспринимались как ушедший Золотой век, добавляло Михаилу голосов. Особенно на фоне того, что значительная часть более высокородной аристократии вышла из Смуты куда более замаранной, чем юный Михаил Федорович. И у него на Соборе стала складываться массовая база «Сам по себе и Михаил, 16-летний мальчик, ничем не выдававшийся, мог иметь мало видов на престол, и, однако, на нем сошлись такие враждебные друг другу силы, как дворянство и казачество», — подчеркивал Ключевский. Избрание Михаила Романова было предопределено прежде всего позицией казачества. «Именно вольные казаки, во многом составлявшие московское ополчение, заставили Боярскую думу и Собор сделать выбор в пользу Михаила Романова», — утверждает его биограф Козляков.

Володихин пишет, что партии Романовых удалось наладить «связи с властями Троице-Сергиева монастыря, богатейшими купцами и казачеством. Троицкие власти предоставили сторонникам Михаила Федоровича свое московское подворье обители для совещаний. Купцы дали средства на ведение „предвыборной кампании“. Казачьи атаманы обеспечили военную силу, поддержавшую эту „партию“. Казаки устраивали буйные выступления на подворье митрополита Крутицкого и в самом Кремле».

Участники собрания на Троицком подворье не только выработали общий наказ, но и размножили его в нескольких экземплярах, чтобы представители разных групп и сословий имели возможность говорить на Соборе единым голосом.

Утром 7 февраля, когда Собор возобновил свою работу в Кремле, по свидетельству очевидцев инициатива выдвижения Михаила Романова поступила со стороны выборных от казаков. Говорили «паче всех казаки, что быти Михаилу царем». Существует рассказ, возможно легендарный, о безвестном атамане с Дона, подавшем Собору «выпись» о Михаиле. И о выступлении на Соборе от дворян служилого человека из Галича, который зачитал выпись «о сродстве цареве, како благочестивый царь Федор Иоаннович, отходя сего света, вручил скипетр и венец брату своему боярину Федору Никитичу». Давняя история, скорее всего выдуманная, о последней воле царя Федора, нарушенной Годуновым, о передаче престола Федору Романову тоже оказалась к месту.

Партия Романовых получила серьезное подкрепление, в пользу Михаила высказался влиятельный боярин Василий Петрович Морозов, руководствовавшийся, вероятно, не столько симпатиями к Романовым, сколько неприятием Трубецкого. За Морозовым последовали рязанский архиепископ Феодорит и архимандрит Иосиф из Новоспасского монастыря, крупнейшими спонсорами которого издавна выступали Романовы.

Скоординированное наступление сторонников Михаила поначалу успеха не имело. Многие из земских руководителей продолжали возражать против его кандидатуры, указывая на молодость, неопытность, на его отсутствие в столице. Трубецкой и бояре предлагали отложить рассмотрение вопроса до возвращения претендента в Москву.

Но изрядно уставшим участникам Собора, да и московскому народу бесконечные проволочки стали надоедать. Авраамий Палицын и другие активисты романовской партии решили сыграть на этом нетерпении, предложив Земскому собору вынести обсуждение за стены дворца и выяснить мнение народа о кандидатуре Михаила. Растерявшийся Трубецкой не смог этому помешать.

У Соловьева читаем: «Тогда рязанский архиепископ Феодорит, троицкий келарь Авраамий Палицын, новоспасский архимандрит Иосиф и боярин Василий Петрович Морозов взошли на Лобное место и спросили у народа, наполнявшего Красную площадь, кого они хотят в цари? „Михаила Федоровича Романова“, — был ответ». С Лобного места выступал боярин Морозов, который, рассказав о многочисленных достоинствах Михаила Романова, закончил свою речь вопросом, достоин ли Михаил царства? Шум толпы был воспринят очевидцами как всеобщее одобрение.

На земское правительство этот своеобразный плебисцит сильного впечатления не произвел. По настоянию Трубецкого и других воевод Собор принял решение отложить избрание на две недели, чтобы в Москву могли вернуться глава Боярской думы Мстиславский и другие лидеры Семибоярщины. Трубецкой надеялся их авторитетом задавить кандидатуру Романова. Сторонники Михаила не возражали против возвращения, надеясь, что старшие бояре помогут подорвать авторитет Трубецкого.

Собор возобновил работу 21 февраля в полном составе. По официальной версии собравшиеся в едином порыве назвали царем Михаила Романова. Даже Соловьев писал: «21 февраля, в неделю православия, т. е. в первое воскресенье Великого поста, был последний собор: каждый чин подал письменное мнение, и все эти мнения найдены сходными, все чины указывали на одного человека — Михаила Федоровича Романова».

Иностранные, да и некоторые российские свидетели и информаторы рисовали иную картину. Шведская разведка доносила из Москвы, что поддерживавшим Романова казакам пришлось осадить дворы Трубецкого и Пожарского, чтобы нейтрализовать их оппозицию. Новгородские власти утверждали, что казаки осуществили выборы своим «воровством», вопреки мнению бояр, дворян, лучших посадских людей. Литовский канцлер Лев Сапега бросит в лицо пленному Филарету:

— Посадили сына твоего на Московское государство одни казаки-донцы.

И официальная, и альтернативные версии не совсем точно отражали реальность. Восстановить картину решающих событий на Соборе немного помогают свидетельства его участников — стольника Ивана Чепчугова и еще двух дворян, которые в 1614 году попали в шведский плен. Их допрашивали по отдельности, и их показания совпадали.

Итак, когда Мстиславский и старшие бояре вернулись, то вновь попытались повернуть Собор к вопросу об избрании иностранного принца. Как и ожидал Трубецкой, они и слышать не хотели о передаче короны незнатному с их точки зрения Мишке Романову, а аргументы насчет его родства с одной из многих жен Ивана Грозного вызывали у них презрительные усмешки.

Естественно, сторонники Романова постарались как можно скорее донести информацию о позиции старших бояр до народа. Казаки и московская чернь хлынули в Кремль и набросились на бояр: