Перебежчик - Алексей Вячеславович Зубков

повороте направо можно правдоподобно съехать на пол. Он поплотнее прижался к Колобу, чтобы расстегнуть наручники и не свалиться раньше. Колоб сообразил, что он там копается за спиной, и прижал ногу соседа левым коленом.

— Если с другом едешь в суд, если с другом едешь в суд, веселей дорога! — запел Колоб, отвлекая внимание, — Без друзей дадут чуть-чуть, без друзей дадут чуть-чуть, а с друзьями много!

Японец напротив задумался, как по-русски приказать молчать, не вспомнил, и сказал «Тссс!», приложив к губам указательный палец.

Уинстон расстегнул наручники.

— Ой! — правый поворот и англичанин шлепнулся на пол.

— Си-ди! — по слогам скомандовал японец с пистолетом.

Водитель еще раз крутнул рулем, японец дернулся, чтобы не слететь с такой же скользкой доски, и пистолет направился в потолок. Уинстон прыгнул вперед, схватил японца за запястье и ударил головой в лоб. Японец рефлекторно выстрелил в потолок. Уинстон попытался отобрать пистолет, развернув его стволом в сторону водителя. Второй японец вскочил, но Колоб с силой пнул его в грудь. Еще выстрел, машина свернула вправо и резко остановилась. Непристегнутый старший японец ударился головой в лобовое стекло, а все четверо пассажиров свалились на пол. При этом пистолет улетел из кузова в кабину.

Уинстон рванул сдвижную дверь и выскочил на улицу. За ним вылетел Колоб, которого с криком «ки-ай» пнули вдогонку. Тут же послышалась милицейская сирена. Уинстон с Колобом бросились во двор, а у них за спиной завизжали тормоза и загремели выстрелы.

Пробежав по ощущениям половину острова, Уинстон и Колоб остановились в прилично выглядевшем дворе, не похожем на колодец. Между домами росли деревья, перед подъездами стояли лавочки.

— Стой, — сказал Колоб, — привал.

Тяжело дыша, они сели на лавочку.

— Руки, — сказал Уинстон.

Колоб повернулся и подставил наручники.

— Откуда у тебя ключ?

— Нашел в кармане. Это же костюм из спецкостюмерной, а не из магазина. Мало ли кто в нем куда ходил, — Уинстон положил обе пары наручников в карманы.

— Ага. От ниньдзей сбежать вообще нереальная удача. Вдвоем от четверых тем более. Никто не поверит.

— Повезло.

— Как специально отпустили.

— А перед этим сто тысяч отдали.

— Тоже ерунда какая-то. Совсем обнаглели. И наши под ними ходят, тоже чертовщина. Скажи мне кто год назад, что братва будет ходить под япошками, а ихний спецназ будет ездить на задачи в тылу врага вторым запасным составом, ни за что бы не поверил. Кстати, в тебя не попали?

— Нет, а в тебя?

— В меня-то нет, мне показалось, что ты вздрогнул и звякнул, когда в тебя стреляли.

— Это шары.

— Что?

— Balls, по-вашему яйца.

Колоб расхохотался.

— Чует мое сердце, Сандро без нас не справится, — сказал Колоб, — Замочат его, как пить дать. Всех верных людей замочили, один я остался.

— Где он сейчас?

— Уже сегодня должен вылететь прямым рейсом в Ленинград. Я так понимаю, что ему все клянутся в верности и все предадут. Вообще все. Кто реально был верен, тех руками ментов замочили, а Сандро сказали, что эти предали. Лишь бы прилетел.

— Убьют на этом вашем сходняке?

— Попытаются раньше и сделают под несчастный случай. По понятиям они ничего предъявить не могут. Замочат авторитета по беспределу — будут проблемы в масштабах страны.

— Думаешь, он сам не догадается?

— Сандро вообще умный, но на свиданку вор к вору поговорить о делах не приедет, по телефону тоже не поговоришь. По малявам не раскусишь, врет человек или нет. Что кого-то менты замочили, так у них работа такая под нас копать.

— Может, он не один приедет? — предположил Уинстон, — Если он правда большой авторитет, то у него верные люди не в одном городе есть.

— Скорее всего.

— И?

— Как я Сандро потом в глаза посмотрю, если окажется, что я был в городе, знал, что у кореша проблемы и за него не вписался? Если бы я точно знал, что без меня братвы хватит, или что гарантии реально есть, тогда другое дело. Но я не знаю. Поедем в Пулково. Если Сандро окажется без поддержки, то поддержим. Если без нас поддержки хватает, то просто поздороваемся.

— Какая с нас поддержка? Моральная?

— Без оружия там делать нечего. Мне говорили про одно место, где можно прикупить хоть пулемет. Сначала туда, потом ловим бомбилу и едем в аэропорт. Я сяду с сумкой пушек в уголке, а ты будешь следить за обстановкой.

— Как мы узнаем, не разминулись ли мы с Сандро? Вдруг опоздаем.

— Если там будут дежурить блатные целыми бригадами, то не опоздали. Если пока мы приедем, все разойдутся, то можно разворачиваться и ехать обратно.

— Куда конкретно?

— Не знаю. Неплохо бы на какую-нибудь малину или в кабак и послушать, про что базарят. Но за меня, оказывается, дают сто тысяч, а тебя никто не знает и ничего тебе не скажет. Ладно. Музеи открываются для посетителей в девять, сотрудники начинают подходить с восьми, а директор примерно утром но без точного графика. Поэтому минимум до половины восьмого можем спать, а потом поедем в музей истории партизанского движения.

— Где он?

— По карте посмотри.

— А спать где будем?

— Да прямо тут, на лавочках. Ночь теплая, дождя нет. Пиджак скатай под голову и спи.

— Жильцы не вызовут милицию? Скажут, бродяги какие-то.

— Да кому мы нужны? Подумают, алкашей жены домой не пускают. Спи давай.

Картина мира. Стальная саранча. Кампания 1987 года

— Картелям. Нужны. Новые… Доны, — с этой фразы началась подготовка к африканской кампании 1987 года.

Победный сезон прошлого года сделал многих выживших амигос богачами. С захваченных территорий, и так балансировавших между бедностью и нищетой, выгребли все, что представляло хоть какую-то ценность. Грузовик на ходу стоит денег даже в бедной Африке. Бронемашина тоже стоит денег. Любое военное имущество стоит денег или просто на рынке, или в скупке у интендантов янки. Никому не нужные на гражданке военная радиотехника, детали ракет и самолетов покупались американской армией за хорошие деньги.

Учитывая, что бензин, патроны и еду янки выдавали бесплатно, выживший уже неизбежно возвращался с положительным балансом на счету. У многих первых раз в жизни появился счет, а на счету баланс. Янки не платили недобровольным переселенцам на плантации, но они платили солдатам за войну. Пусть немного. Пусть за эти гроши не стал бы рисковать жизнью потомственный безработный из Гарлема. Но для простых парней, которым переезд из деревни в фавелы — шаг наверх, солдатское жалование это настолько заметные деньги, что с него даже можно посылать долю домой.

Авторитет наемников на родине вырос настолько,