Сладкая мука любви - Джил Грегори

– Можно взглянуть? – нетерпеливо спросила Эмма.

За окном конторы город был тих, дощатый тротуар пустынен. Как обычно, воскресным вечером горожане сидели по домам, в кругу своих семей. Единственная живая душа на улице – ленивый полосатый кот на одном из крылечек время от времени подергивал хвостом, отмахиваясь от мух.

Но как бы ни был тих городок, в конторе шерифа Гилла было и того тише. Тишина висела, как тяжелая туча, готовая разразиться грозой, пока Эмма, не веря собственным глазам, читала записку:

«Бо, приходи сегодня на восходе к Дереву висельника. Я нуждаюсь в деньгах и потому надумал продать часть земель, ближайшую к вашим. Наверняка тебя это заинтересует, но учти, из всех Гарретсонов я буду иметь дело только с тобой. Не вздумай рассказать отцу или брату, иначе сделка не состоится.

Уин Маллой».

– Поверить не могу… – прошептала девушка, переводя взгляд с шерифа на отца. – Как же так, папа, ведь это твой почерк!

Уин выхватил у нее записку и впился в нее взглядом. Лицо его сначала покраснело, потом покрылось зеленоватой бледностью. Шериф Гилл наблюдал за ним, поджав губы.

– Клянусь! – наконец хрипло проговорил Маллой. – Клянусь всем, что мне дорого, что не писал этого, Уэс!

– Прости, Уин, но я не суд присяжных и нет никакого смысла клясться передо мной. Дело дрянь, вот что я скажу. Если взять платок и записку…

– Но, шериф! – в отчаянии перебила Эмма. – Все это подстроено! Если кому-то понадобилось подставить папу, он мог не только подкинуть платок, но и скопировать почерк!

– Кому? – устало осведомился Уэсли Гилл, рассеянно постукивая по столу тупым кончиком карандаша. – По-твоему, Джед Гарретсон так ненавидит твоего отца, что убил собственного сына, лишь бы его подставить? Или, может быть, это дело рук Такера?

– Ничего такого я не думаю! Кто передал вам записку, шериф? Если этот человек заинтересован в вознаграждении, он мог пойти на многое, в том числе на…

– Эмма! Когда нашли платок, вознаграждение еще не было назначено. И потом, если бы дело было в деньгах… тот, кто способен так ловко подделывать почерк, давным-давно уже мог бы состряпать записку.

– И все же, кто это был?

С минуту шериф пребывал в нерешительности, потом махнул рукой.

– Я уже так много сказал, что это не имеет значения. В любом случае скоро все выяснится. – Он снова вздохнул и посмотрел по очереди на дочь и отца. – Тэра Маккуэйд передала мне записку.

Эмма вздрогнула как от пощечины. Потом, не в силах больше оставаться в неподвижности, она вскочила и принялась ходить взад-вперед по конторе, пытаясь хоть как-то увязать события и сведения.

– Странно… – несколько раз повторила она.

– В последнее время Тэра довольно часто бывала в «Кленах». Вчера она разбирала вещи Бо в поисках какой-нибудь мелочи на память… Вы знаете, как это бывает у женщин. – Шериф помедлил, но не Уин, ни Эмма не сделали никаких замечаний на этот счет, только разом кивнули. – Насколько я понял, у Джеда и Такера руки так и не дошли до вещей Бо, или они не желали заниматься этим так скоро после его смерти. Тэра тоже не сразу решилась на это, но вчера она все же заглянула в стол Бо и нашла книгу, которую сама же ему и подарила когда-то. В «Кленах» у нее не хватило решимости открыть ее, а дома… Черт его знает, может, на нее нашло сентиментальное настроение из-за сегодняшнего венчания! Одним словом, записка лежала в книге, и сегодня утром, по дороге в церковь, Тэра отдала ее мне.

Взгляд Эммы сам собой вернулся к развернутой записке на столе. Она легко представила себе Тэру, в тишине и одиночестве разбирающую вещи в ящиках стола Бо. Вполне можно вообразить ее себе, с болью в сердце раскрывающей книгу. Ничего невероятного в этом нет – кроме одного. Отец не писал записки.

Это была фальшивка, выполненная с поразительным тщанием. Не упущен ни один завиток почерка, ни один разрыв между буквами. Наклон слов, нажим – все налицо.

– Тэра страшно переживала по поводу того, что должна передать записку в руки закона. Она даже плакала… но все же сделала это – ради Бо.

– Дьявольщина! Сколько раз повторять, что я не писал ничего подобного!

– Не писал записку, не ронял платок?

– Да, не ронял! Ни у Дерева висельника, ни у какого другого, потому что в то утро я сидел дома!

– Я бы рад поверить тебе, Уин. Как твой друг я готов принять на веру самое невероятное объяснение, но как шериф… От такого свидетельства не отмахнешься. Я вынужден принять его.

– Ну так принимайте! – крикнула Эмма, останавливаясь за стулом отца и обнимая его за плечи. – А я не стану! Я узнаю, кто подставил папу!

– Что ж, если ты хочешь разыгрывать из себя Пинкертона, девочка моя, не стану тебя отговаривать. Всей душой я хочу поверить Уину на слово и отпустить его восвояси. Но закон требует доказательств невиновности, если вина очевидна.

Уин только молча посмотрел на него и отвернулся.

– А теперь я вынужден просить тебя вернуться в камеру. Позже Клем принесет ужин.

Эмме не хотелось расставаться с отцом вот так, оставляя его под замком. Направляясь к камере с зарешеченным окошком, он выглядел намного старше, чем обычно. Уин казался неестественно громадным для этой крохотной комнатушки. Совсем иначе он выглядел на бескрайних пространствах Монтаны. Там, среди пастбищ, рощ и скал, было его место – на вольном воздухе, под синими небесами, где свободно и гордо кружили орлы.

«Это ненадолго, папа, обещаю!»

Не в силах выносить тягостную сцену, Эмма торопливо покинула контору шерифа. Для начала надо поехать с Россом Маккуэйдом к адвокату в Бьютт, но воскресным вечером об этом нечего и думать. Все же стоит заехать в «Империю» и договориться о времени выезда. Кроме того, необходимо переговорить с Тэрой, думала девушка.

Когда Эмма добралась до дома Маккуэйдов, та что-то готовила на кухне у открытого окна. Заметив приближающуюся коляску, она тотчас оставила свое занятие и вышла на крыльцо, на ходу вытирая руки о передник. Прическа, утром такая аккуратная, успела растрепаться, на щеке были следы муки, глаза смотрели печально и виновато.

– Шериф все рассказал тебе, так ведь, Эмма? Мне страшно жаль, поверь. Я долго мучилась, прежде чем решила передать ему записку…

Как ни тяжело было оправдать поступок подруги, Эмма не могла не признать, что Тэра просто пыталась поступить как лучше.

– Я не виню тебя за это, – сказала она со вздохом. – Теперь мне понятны твои слова насчет истины, которая должна восторжествовать. Но признайся, ведь в глубине души ты и теперь чувствуешь, что не все так просто? Что истина по-прежнему скрыта от нас? Отец не писал этой записки. Он попросту не мог, понимаешь. Будь ты на моем месте, разве ты не думала бы так же?

– Конечно, думала бы… на твоем месте. Когда речь идет о наших близких, мы не хотим верить, что они способны на преступление. Однако записка… и платок…