Пятьдесят оттенков свободы - Эрика Леонард Джеймс

– Я никогда что?

– Не делаешь, как тебе сказано. Ты передумываешь, не говоришь мне, где ты. Ана, я в Нью-Йорке был злой как черт из-за собственного бессилия. Если б я был в Сиэтле, то привез бы тебя домой.

– Значит, ты наказываешь меня?

Он сглатывает, потом закрывает глаза. Ему незачем отвечать, я и так знаю, что наказание было его истинным намерением.

– Ты должен это прекратить.

Он хмурится.

– Во-первых, ты же сам потом чувствуешь себя гадко.

Он фыркает.

– Это верно. Мне не нравится видеть тебя такой.

– А мне не нравится чувствовать такое. Ты сказал на «Прекрасной леди», что женился не на сабе.

– Знаю, знаю. – Тихим, хриплым голосом.

– Ну так перестань обращаться со мной как с сабой. Я сожалею, что не позвонила тебе. Больше такой эгоисткой не буду. Я знаю, что ты обо мне беспокоишься.

Он смотрит на меня пристально, вглядывается печально и встревоженно.

– Ладно. Хорошо, – говорит он в конце концов. Наклоняется, но приостанавливается, прежде чем коснуться губ, молча спрашивая разрешения. Я поднимаю к нему лицо, и он нежно целует меня.

– Твои губы всегда такие мягкие после того, как ты поплачешь.

– Я никогда не обещала повиноваться тебе, Кристиан, – шепчу я.

– Я знаю.

– Справься с этим, пожалуйста. Ради нас обоих. А я постараюсь быть более терпимой к твоей… склонности командовать.

Он выглядит потерянным и уязвимым. Он в полном смятении.

– Я постараюсь. – В голосе искренность.

Я судорожно вздыхаю.

– Пожалуйста, постарайся. Кроме того, если б я была здесь…

– Знаю, – отвечает он и бледнеет. Откинувшись на спину, закрывает лицо рукой.

Я свиваюсь рядышком и кладу голову ему на грудь. Мы лежим молча несколько минут. Ладонь его скользит к моему «хвосту». Он стаскивает резинку, распускает волосы и нежно их перебирает. Вот она, подлинная причина всего этого – его страх… иррациональный страх за мою безопасность. У меня перед глазами – Джек Хайд с глоком, лежащий на полу… Да, возможно, страх Кристиана не так уж иррационален.

– Что ты имел в виду, когда сказал «или»? – спрашиваю я.

– Или?

– Что-то насчет Джека.

Он вглядывается в меня.

– Ты не сдаешься?

Я лежу, купаясь в его расслабляющих ласках.

– Сдаться? Никогда. Говори. Не люблю оставаться в неведении. Ты, похоже, одержим какой-то идеей и считаешь, что мне нужна защита, а сам даже не умеешь стрелять. А я умею. Ты думаешь, я не смогу справиться с чем-то, о чем ты мне не рассказываешь, Кристиан? Твоя бывшая саба наставляла на меня пушку, твоя бывшая любовница-педофилка тебя преследует… И не смотри на меня так! – бросаю я, когда он грозно насупливает брови. – Твоя мама относится к ней точно так же.

– Ты говорила с моей матерью об Элене? – Голос Кристиана поднимается на несколько октав.

– Да, мы с Грейс говорили о ней.

Он потрясенно таращится на меня.

– Она очень переживает по этому поводу. Винит себя.

– Не могу поверить, что ты говорила с моей матерью. Черт! – Он откидывается на спину и снова закрывает лицо рукой.

– Я не вдавалась в подробности.

– Надеюсь. Грейс незачем их знать. Господи, Ана. С отцом тоже?

– Нет! – Я мотаю головой. С Карриком у меня нет таких доверительных отношений, и его обидные слова о брачном контракте до сих пор у меня в ушах. – Как бы то ни было, ты опять пытаешься меня отвлечь. Джек. Что насчет Джека?

Кристиан на секунду поднимает руку и смотрит на меня, укрывшись за непроницаемой маской. Потом вздыхает и снова кладет руку на лицо.

– Хайд замешан в истории с «Чарли Танго». Служба безопасности нашла частичный отпечаток, но идентификация не удалась. Потом ты узнала Хайда в серверной комнате. Когда он еще был несовершеннолетним, в Детройте его судили. Отпечатки сверили, и они совпали.

Я силюсь осмыслить информацию; пока голова идет кругом. Джек замешан в инциденте с «Чарли Танго»?

– Сегодня утром в здешнем гараже обнаружили фургон. На нем приехал Хайд. Вчера он доставлял какую-то фигню тому парню, который недавно переехал. Ну, тому, с которым мы встретились в лифте.

– Я не помню, как его зовут.

– Я тоже, – говорит Кристиан. – Но именно так Хайду удалось проникнуть в здание законным путем. Он работает в какой-то службе доставки.

– И?.. Что такого важного в фургоне?

Молчит.

– Кристиан, скажи мне.

– Копы обнаружили в фургоне… кое-какие вещи. – Он вновь замолкает и крепче меня сжимает.

Молчание затягивается, и я уж было открываю рот, чтобы напомнить о себе, но он опережает.

– Матрас, лошадиный транквилизатор – столько, что хватило бы усыпить дюжину лошадей, – и записку. – Голос падает почти до шепота, ужас и отвращение идут волнами.

Вот жуть.

– Записку? – Я вторю его интонациям.

– Адресованную мне.

– Что в ней?

Кристиан качает головой; либо не знает, либо не собирается посвящать меня в это.

Ох.

– Хайд заявился прошлой ночью с намерением похитить тебя. – Кристиан цепенеет, лицо застыло от напряжения. А я вспоминаю ленту в кармане Джека, и меня передергивает, хотя для меня эта новость и не нова.

– Вот черт.

– Именно, – натянуто отзывается Кристиан.

Я пытаюсь вспомнить Джека в офисе. Всегда ли он был психом? И как он, интересно, собирался это провернуть? То есть, конечно, он тот еще слизняк, но чтобы настолько ненормальный?

– Я не понимаю зачем, – бормочу я. – Нелепость какая-то.

– Знаю. Полиция копает глубже, и Уэлч тоже. Но мы думаем, что это как-то связано с Детройтом.

– С Детройтом? – Я озадаченно смотрю на него.

– Да. Что-то там есть.

– Все равно не понимаю.

Кристиан приподнимает голову и смотрит на меня бесстрастно.

– Ана, я родился в Детройте.

– Я думала, ты родом отсюда, из Сиэтла, – говорю я. В голове – полный сумбур. Какое отношение это имеет к Джеку?

Кристиан убирает руку с лица, протягивает ее назад и хватает одну из подушек. Кладет себе под голову, откидывается на спину и смотрит на меня настороженно. Через минуту качает головой.

– Нет. Нас с Элиотом усыновили в Детройте. Мы переехали сюда вскоре после моего усыновления. Грейс хотела жить на Западном побережье, подальше от востока с его стремительной урбанизацией. Она получила работу в Северо-западной больнице. Я плохо помню то время. Миа удочерили уже здесь.