Призраки дома на Горького - Екатерина Робертовна Рождественская

кабинетом директора. В кабинете директора сидел, конечно же, Бок. Он встретил Катю объятиями и улыбкой, расплывшейся по всему лицу, и завел к себе в обитель, уставленную моделями беременных животов на разных сроках развития и красочными схемами выхода созревшего плода из влагалища. Это была для Кати первая официально-профессиональная встреча, привычнее Бока было видеть тамадой за столом и тем более без белого халата. И конечно же, Катя волновалась: лазить по креслам перед другом своих родителей ей совсем не хотелось. Она чувствовала себя скованной и безумно зажатой, но рассматривала все эти пособия с нескрываемым интересом, ведь здесь еще ни разу не была, а мечта о медицинском все равно теплилась где-то там, глубоко внутри. Именно Бок, кстати, зная про это Катино пристрастие к медицине, до последнего уговаривал ее поступить все-таки в медицинский, а не в престижный, но невнятный МГИМО.

– Ну кем ты оттуда выйдешь? В лучшем случае женой дипломата и уедешь, будешь жить где-нибудь «на Занзибаре, в Калахари и Сахаре, на горе Фернандо-По, где гуляет Гиппо-по по широкой Лимпопо». Так всю жизнь и прокатаешься по чужим углам. Ни кола ни двора, сплошные чемоданы да мечты о спокойной оседлой старости. А врач – это звучит гордо! Это возможности! Это благородство! Это уважение! Это лучшая из профессий!

Катя была, конечно, полностью с этим согласна, но все-таки решила не испытывать судьбу и не пропускать в случае провала целый год. Химию она точно бы не сдала, к гадалке не ходи. А Бок тогда по-настоящему расстроился, узнав про МГИМО.

– Тебе чайку налить? С печеньками! – Бок спросил только так, для проформы, и, не дождавшись ответа, засунул кипятильник в большую стеклянную банку, стоящую позади его профессорского кресла на маленьком столике. – О! Совсем забыл! Мне вчера в качестве, так сказать, взятки два пакетика финского морса принесли! Представляешь? Морс в пакетиках! Я еще не пробовал! Давай-ка выпьем. – Бок снова полез в шкаф, где стройными рядами стояли дорогущие бутылки коньяка с красивыми наклейками, подарочные коробки с разнообразной заграничной выпивкой, явно что из «Березки», и сложенные стопкой пачки – прямо как в магазине – однотипных коробок с конфетами «Ассорти». Но он достал два маленьких – с пол-ладони – пакетика с непонятным названием Marli и трогательной крохотный соломинкой, приклеенной сбоку. Один вручил Кате, другой взял сам. Катя покрутила пакетик в руках, рассмотрела, как диковинную игрушку, увидела маленькую дырочку, запаянную фольгой, и аккуратно примерилась туда соломинкой – подошло прекрасно. Морс как морс, ничего сверхъестественного, но эта милейшая упаковка, эта одинокая соломинка и невиданный способ его питья отличались от всего того, что Кате приходилось видеть до сих пор.

– Можно я пустую коробочку с собой возьму, дома покажу? – спросила Катя у профессора.

– На здоровье! Но скоро их много будет, и удивлять уже будет нечем, Катюнь, к московской Олимпиаде еще и не такое увидишь, – пообещал Бок. – Давай-ка теперь по чайку и к нашим делам.

Пока вода закипала, Бок выспросил все, что надо знать для заполнения карты: и дату последних месячных, и сколько они длились, о прививках, хронических заболеваниях, инфекциях и вредных привычках. Хотя и сам прекрасно знал Катю с детства, но выспросить заново был обязан. Единственное – уберег девочку от неловкости по поводу интимных подробностей половой жизни, возраста ее начала и количества партнеров. Зачем лишний раз вгонять ребенка в краску. Заполнив историю, позвонил по внутреннему телефону:

– Добрый день, Леночка, попросите, пожалуйста, зайти ко мне Элеонору Львовну. – И, повесив трубку, объяснил: – Это наш лучший врач, может, даже не только у нас в роддоме, но и вообще в Москве. Твоя мама, кстати, у нее рожала, она не рассказывала? Вчера мне звонила и в категорической форме заявила, что доверить тебя может только ей, Элеоноре.

Докторица пришла быстро, не вошла, а влетела в кабинет, разок стукнув и сразу распахнув настежь дверь, – эффектная, элегантная, энергичная – эти три «э» очень ей соответствовали. А еще с прямой спиной и достаточно строгого вида, Катя даже немного испугалась, но все равно предпочла бы ее, а не дядю Володю.

– Хм, какая молоденькая, это хорошо, – вроде как поздоровалась она. – Ну что ж, пойдем. – И повела Катю, как на заклание, в свой кабинет.

– Первый? – спросила Элеонора, вдруг неожиданно улыбнувшись.

– Да, – кивнула Катя.

– Желанный?

– Очень.

– Прекрасно! – Она в принципе была немногословна, а когда говорила, то четко, по существу и словно рубила фразы. Высокий медицинский колпак, не шапочка, а именно колпак, ей очень шел, делал ее еще более значительной, могущественной и в какой-то мере даже торжественной, придавая черты некоего сказочного персонажа. Да и накрахмаленный халатик был не бесформенным, а подлаженным по фигуре, правильно подчеркивающим, что надо подчеркнуть. «Снежная королева!» – решила Катя.

Королева Элеонора быстро ее осмотрела, все время кивая головой и во всем с собой соглашаясь, а потом повела на УЗИ, взяв за ручку, как свою родную дочь. Но сама делать не стала, хоть и все, видимо, умела, а нависла над врачом, пристально вглядываясь в монитор.

– А вот и наш человечек! – победно сообщила Элеонора, словно долго-долго искала его по всем углам организма и вот наконец нашла. – Прицепился правильно, к стеночке, где положено, сердечко бьется ровно, вот, сама послушай.

Катя подняла голову, чтобы посмотреть на изображение, и только и увидела, что крохотный пульсирующий темный комочек, сердечко, так радостно начавшее биться с десяток недель назад. Элеонора Львовна что-то стала спрашивать у врача по поводу толщины воротниковой зоны, следить за измерением еще каких-то там параметров, копчиково-теменных, что ли, произносила другие сложные, но вполне понятные Кате слова, но нет, сейчас ее ничего не могло отвлечь от вдруг осознанного счастья, она лежала и просто улыбалась. Если б УЗИ делали кому-то другому, можно было бы с интересом наблюдать за процессом, но сейчас ее волновало не столько изображение, сколько трепещущий звук микроскопического сердечка, который все еще стоял в ушах. Лежала и улыбалась какой-то дурьей монализовской улыбкой, осознав, что повзрослела именно в тот самый момент, как услышала этот мерный стук, мгновенно превратившись из впечатлительной боязливой девочки в истинную женщину, которая во что бы то ни стало должна сохранить эту трепещущую жизнь. Сердце ее, как ей казалось, почти уже материнское, нежно щемило и истекало сладостью, словно его окунули в шелковистый мед, – такого ошеломляющего чувства она еще ни разу в своей жизни пока не испытывала.

– Ну что, девочка моя, все хорошо! – прервала ее нирвану доктор. – Вытираем животик салфеточкой, встаем и идем в кабинет к