Парящая для дракона - Марина Эльденберт

— Мне нужен перерыв.

— Четвертый? Завтра так же будешь ныть на кастинге?

— Сегодня я не на кастинге, — огрызаюсь я.

— Это определенно радует. Потому что если бы ты так двигалась на кастинге, я бы тебе даже номер завершить не позволила.

— Какое счастье, что тебя не будет в жюри!

— Две минуты.

Обменявшись «комплиментами», мы расходимся: Эльда кого-то набирает, а я надеваю защиту на лезвия и иду к скамейке, где стоит бутылка с водой. Говорить о том, что я не выспалась, не имеет смысла, это к делу не относится. Эльда всегда отвечает, что это мои проблемы, но это и правда исключительно мои проблемы. Я всю ночь ворочалась с боку на бок, задремала только под утро на пару часов. Если бы я хотя бы волновалась по поводу завтрашнего! Но нет, я думала исключительно о драконах. О том, какой набл старший и о том, как мне попасть к младшему. В конце концов додумалась до того, что если младшего от меня закрыли, значит, я заставляю его нервничать, а следовательно, и делать мне в резиденции больше нечего. По-хорошему, радоваться бы, но не радовалось. Потому что сначала вспоминалась мордашка Верража, а потом — морда Ландерстерга, когда он склонялся ко мне, чтобы меня поцеловать.

Чтоб его драконы покусали!

— Две минуты вышли. На лед, — командует Эльда, как раз в тот момент, когда я закручиваю крышку и ставлю бутылку на скамейку.

— Иду.

Защита снова на покрытии, а я снова на льду. Мне нужно сосредоточиться, мне нужно оттанцевать этот номер, довести его до автоматизма, до такого уровня, чтобы импровизация заключалась только в расположении лент над катком. Я снова вливаюсь в танец, но даже сама чувствую — нет, не то, что музыка отдельно, а я отдельно, — а то, что я не ловлю то, что танцую. Такого со мной не было уже давно.

Такого, когда я словно глохну и двигаюсь наугад.

— Профессионально, — замечает Эльда, когда я останавливаюсь со вскинутыми руками. — Но без огонька. Если бы ты танцевала обязательную программу, я бы прямо сейчас тебя отпустила и сказала — отдыхай до завтра. Но завтра у тебя не спорт, дорогая. Завтра у тебя представление, от которого зависит вся твоя дальнейшая жизнь.

— Звучит страшно.

— Ты сама этого хотела. Что-то случилось?

Завтра пойдет сиреневый снег: Эльда спрашивает у меня, что случилось!

— Нет. Все в порядке.

Она испытующе смотрит на меня, светлые глаза на миг сужаются. Но только на миг.

— Тогда халтурить причины не вижу. Давай. Повтори все то же самое, что ты делала сейчас, только так, чтобы я то почувствовала.

Легко сказать. Как можно сделать, чтобы она это почувствовала, если я сама ничего не чувствую?

Ладно ныть и правда не время. Вот завтра оттанцую, пройду кастинг, а потом буду неделю ныть по поводу того, что Ландерстергу… тьфу ты! Не буду я по поводу него ныть. Никогда!

И с Верражем обязательно увижусь. Сегодня же!

— Ого, глазки загорелись, — произносит Эльда. — Прогресс! К чему бы?

— К тому, что была проведена небольшая внутренняя работа. Давай музыку.

Музыка взрывается надо льдом первыми аккордами: вливаясь в нее, я вскидываю руки. Чтобы мгновением позже скользнуть в сторону.

Музыка набирает силу, и силу набирают мои движения: силу, скорость, и яркость, выраженную в каждом развороте.

Сейчас мне нужно держать в уме, что на музыкальный проигрыш я буду подниматься на лентах, от смягченных, спокойных нот — к сильным, по нарастанию. Довольно сложно, но пока что я повторяю эти движения на месте, представляя, что уже поднимаюсь надо льдом. Все выше и выше, пока акцент на ударившей музыку ярости не проходит сквозь меня, а дальше — мне надо будет спуститься в разворачивающейся мелодии и в разворачивающихся лентах. Все ниже и ниже, пока коньки не коснутся льда, и из прогиба снова уйти в движение.

На словах:

Самый сложный момент — серия прыжков от одного к четырем, с минимальным перерывом. В ритме сумасшедшего биения сердца в танце, когда движение проходит от расправленных кончиков пальцев через все тело. На этом я выкладываюсь полностью, точнее… я вкладываюсь полностью.

Вкладываю всю себя.

Первый прыжок.

Второй! У меня перехватывает дыхание, когда я снова приземляюсь на лед.

Третий заставляет сердце раскрыться цветком, на губах расцветает улыбка. Это ведь то, чего я хотела всю жизнь!

Как бы я хотела, чтобы мама могла меня видеть. А еще больше — чтобы она могла увидеть меня в шоу «Эрвилль де Олис»!

Удары сердца отзываются в движениях, в которые я влетаю, и последний — ч етвертый прыжок, вот-вот раскроется на максимальной скорости.

Я действительно что-то чувствую, когда ноги отрываются от земли, а еще вижу, что Эльда смотрит за мою спину. Потом что-то кричит. Потом в развороте, в этом сумасшедшем мельтешении, я вижу внизу маленькую девочку. Рядом со мной.

Мне либо врезаться в нее, либо дернуться в сторону.

И я дергаюсь.

Лодыжку обжигает болью, а следом, когда я падаю, болью обжигает бедро. Такой, что перед глазами действительно осыпаются звезды, в темноте, очень похожей на ту, что вчера была в зале, где готовила ужин. Когда возвращается свет, возвращается и музыка, финальными аккордами:

Еще возвращается картинка, правда, немного смазанная: Эльда бежит ко мне прямо по льду.