Скарабей - Кэтрин Фишер

— Даже сейчас у меня осталось еще много могущества.

Ретия обернулась к старику.

— Идите в Храм вместе со всеми. Держите ее под присмотром. Вам ничто не грозит, если…

— Всем нам грозит смертельная опасность, — со спокойной уверенностью перебила ее Мантора. — Люди Ингельда не знают жалости. Они хотят перебить вас всех.

— Они боятся слонов, — фыркнула Ретия.

— Да. Но очень скоро они поймут, что слоны сами напуганы. Боятся огня и выстрелов. И вот тогда они уничтожат всех слонов и захватят ваш священный Остров, жрица, а твои друзья со своим флотом не поспеют вовремя.

Ретия побелела от ярости, но старик видел, что у нее нет ответа, а бахвалиться впустую она не хочет. Девушка отвернулась.

— Поживем — увидим. Может быть, лучше отвести тебя к Оракулу. Тогда у нас хотя бы будет заложница. Уведите ее.

Она пошла, высоко подняв голову. Телия побежала за ней по пятам.

Отец Сетиса подтолкнул Мантору острием меча, та подняла подол платья из пыли.

— Погодите, — тихо проговорила ведьма. — Когда я стану Гласительницей, Девятеро не будут столь заносчивы.

Они торопливо прошли по террасе, поднялись по дороге. Все остальные — рабы, беженцы, остатки бойцов из Шакалова войска, дети, нищие, воришки — спешили им навстречу. Отец взял Телию за руку, помогая пробираться через людской водоворот. Наконец Ретия нырнула под сломанную перемычку каменных ворот, ведущих к Оракулу, и стала бегом подниматься по истертым до блеска ступеням. Мантора, запыхавшись, еле поспевала за ней, старик шел медленнее — у него болели ноги, и даже солнце, жарко дышавшее в потную спину, не могло растопить холодный страх, сковавший его душу, точно ледяная глыба. Он не переставал удивляться тому, что с ним происходит: через минуту он вступит в священную обитель Бога — он, мужчина, да к тому же совсем не достойный такой чести — нищий, грязный, без роду без племени. Неслыханное дело. Мир перевернулся.

Расколотая платформа и зловещая черная расселина посреди нее наполнили его душу ужасом; он никогда не думал, что на свете бывает такая темнота, такие черные клубы пыли, как те, что поднимаются из широкого зева Оракула. Его охватило желание встать на колени, коснуться лбом горячих камней, но рядом стояли девушки, Девятеро, и все они говорили, всем было страшно. Их маски высокой грудой лежали на полу.

Он огляделся.

— Где Шакал? Где Сетис?

Девушки прикусили губу и отвернулись. Тогда он понял, что опять случилось то же, что и прежде — его сын ушел вперед, и он, старик, не сумел его догнать. За долгие годы это бывало уже много раз.

Светловолосая девушка, Крисса, обернулась к нему, кипя злобой, и ткнула белым пальчиком в сторону Оракула.

— Он упал туда. И значит, старик, его нет в живых.

Она переглянулась с Манторой, и колдунья улыбнулась.

К его удивлению, Крисса разразилась слезами.

* * *

Мирани никогда раньше не ездила на колеснице. Страшно и здорово, дико и весело. Алексос гикал от радости, Орфет крепко держал его. Кони мчались, грохоча копытами, а может быть, это содрогалась под их ногами сама земля. Аргелин погонял коней, крича и щелкая кнутом над их шеями, как будто скорость приглушала нестерпимую боль в его душе. Легкая колесница, сплетенная из бальсы и лоз, скрипела и подскакивала на ровной тропе.

Мирани обеими руками держалась за поручень, волосы струились за спиной, развевалась туника. Девушка походила на статую из тех, что украшали подножие Храма. Впереди тропа расширялась, выходила из пещеры, превращалась в широкую дорогу, наезженную и ровную, рассекавшую надвое всё Иное Царство. Сначала путь лежал по ровному песку, мелкому и желтому, а над головой стремительно проносились стрижи, лебеди с трубными криками собирались в косяки и улетали вдаль, потом песок под колесами потемнел, небо затянулось тучами, дорога пошла в гору. Она петляла по обрыву, между невысокими лимонными деревьями, пробивавшимися из трещин. Через бездонные пропасти вели мосты, перекинутые с утеса на утес без единой опоры посередине. Мирани посмотрела вниз, и у нее закружилась голова. На скальных выступах далеко под ногами гнездились птицы, крошечные, как лоскутки, поля желтели спелыми колосьями. За поворотом ее глазам предстали, далеко внизу, оливковая роща, небольшой домик, белая россыпь козьего стада. В жарком воздухе позвякивали колокольчики на шеях у животных.

Аргелин притормозил коней.

— Смотрите-ка.

Впереди них солнце стояло совсем низко над горизонтом, как будто день уже заканчивался и наступил закат.

— Не может быть, — проворчал Орфет. — Что стряслось со временем в этой проклятой дыре?

— И кроме того, как получилось, что мы едем вслед за солнцем? — прошептала Мирани.

Дорогу обрамляли высокие мирты, источавшие головокружительный аромат. В облаках благоуханной пыльцы лениво жужжали пчелы. Дорога сузилась, прекратила петлять и пошла на запад, прямо навстречу заходящему солнцу. Небо перед ними подернулось густой сумеречной синевой.

Аргелин едва успевал отмахиваться от мошкары. Он дернул поводья.

— Быстрей! — кричал Алексос. — Бегите, мои кони! Весна, Лето, Осень, Зима!

И черные жеребцы, будто услышав его, оглянулись, тряхнули головами, выгнули шеи и дружно пустились вскачь. Они мчались, грохоча копытами, навстречу солнцу, по песку, по камням, по кустистой траве; Мирани визжала, Аргелин ругался, бешено дергая за поводья, потому что дорога выводила прямо на отвесный обрыв. Почуяв узду, кони встали на дыбы, заржали, забили копытами, потом рванулись вперед. Орфет хотел было сбросить мальчика с колесницы и спрыгнуть вслед за ним самому, но даже подумать об этом не успел: кони соскочили с обрыва прямо в бездонную синеву.

Мирани зажала рот руками.

У нее захватило дух.

Потому что под колесами все так же тянулась дорога, кони безудержным галопом везли колесницу по небу.

* * *

Сетис притаился.

Что бы это ни было, ясно: оно живое. Он попятился на шаг.

Шорох прекратился. Существо подняло голову.

В полной тишине Сетис ждал. Прошло всего несколько секунд, а он уже не мог с уверенностью сказать, откуда доносился звук, шевелилось ли странное существо и в какой стороне находится каменный карниз. Он отставил ногу назад, чтобы сделать еще один шаг.

И почувствовал.

Его лодыжки коснулось легкое прохладное дуновение. Он тотчас же сообразил, что дверь находится необычайно низко и что он, обшаривая комнату, прошел над ней и не заметил. Он повернулся, опустился на четвереньки и стал шарить по стене. Рука касалась штукатурки, хрупкого дерева…

Тихий шорох за спиной приблизился.

Ногу пощекотало едва заметное дыхание, укололи усики. Черное прикосновение чего-то мягкого, гладкого.