Принцесса вандалов - Жюльетта Бенцони

Передышка, выпавшая на долю Мадам, переселившейся в свой дворец, оказалась недолгой. Беременность жены и скверная погода, которая будто нарочно испортилась после отъезда Орлеанов, поторопили короля, и весь двор снялся с места. Но пути в Париж были выбраны разные. Жену король усадил на оборудованную со всеми удобствами роскошную баржу, которая должна была, спокойно и не торопясь, доставить ее в столицу по реке, а сам вскочил в седло и, сопровождаемый свитскими дворянами, через несколько часов прискакал в Париж. Приведя себя после скачки в порядок у себя во дворце Пале-Рояль, король поспешил в Тюильри узнать новости о Мадам.

— Как? Уже? — воскликнул Месье, у которого такая поспешность вновь разбудила подозрения. Теперь он и у себя дома будет спать вполглаза. — Свою жену он надумал утопить, а сам прискакал за моей?! Какой муж стерпит такое? — жалобно простонал он.

— Монсеньор преувеличивает, — спокойным тоном возразил своему господину маркиз д’Эффья, который вместе с де Гишем и юным шевалье де Лорреном составляли троицу сердечных друзей принца. — Королева ничем не рискует. Сена никогда не пугала бурями и волнами, а уж лошади, что тянут баржу, тем более, они наверняка мирного нрава.

— От дождей на Сене может случится паводок, она выйдет из берегов и разобьет несчастную баржу о… о…

— Об опору моста, — милосердно пришел на помощь своему господину де Гиш. — Нет, такого не случится! Успокойте свое пылкое воображение, монсеньор!

— Воображение?! Да я готов биться об заклад, что он уже сидит у ее ног! Но у себя в доме я хозяин, и сейчас я его встречу!

Полыхая гневом, разгоряченный Месье помчался на половину жену и вошел без объявления. Картина, которая открылась его глазам, сразу его успокоила. Удобно расположившись в шезлонге, Мадам беседовала с герцогиней де Шатильон и мадам де Лафайет. Король тоже был здесь, но он стоял в амбразуре окна и разговаривал с юной Лавальер, которая по своему обыкновению слушала его, опустив голову и краснея.

— Ах, и вы здесь, сир! — воскликнул Филипп с фальшивой радостью. — Надеюсь, мой брат благополучно перенес путешествие, несмотря на дурную погоду!

— Прекрасно перенес, просто прекрасно! Надеюсь, что и ваш переезд, брат мой, тоже прошел благополучно. А теперь я огорчу вас своим уходом. Из-за непогоды я весьма беспокоюсь о королеве и собираюсь ее встретить.

— Ах, вот о чем вы беседовали с мадемуазель де Лавальер! Ну так я вам желаю доброго вечера, братец!

С этими словами экспансивный принц повернулся на высоких каблуках, подошел к жене, поцеловал ей руку и исчез так же мгновенно, как появился.

Теперь все смотрели на Людовика. Он снова улыбнулся кроткой Лавальер и подошел попрощаться к Мадам. Пожелав ей спокойной ночи, король удалился, явно чем-то недовольный. Лавальер присоединилась к остальным фрейлинам. Но пробыла с ними недолго. Не прошло и четверти часа, как Мадам, прервав беседу с герцогиней, вдруг обратилась к ней:

— Лавальер, вы можете идти к себе. Сегодня я больше не нуждаюсь в ваших услугах!

Молодая женщина вспыхнула до корней волос, сделала почтительный реверанс и под пристальными взглядами присутствующих покинула комнату. Очень скоро за ней последовали и все остальные.

— Не могу выносить эту девицу! Томные мины, притворная скромность — все выводит меня из себя. И уж совсем мне не нравится, что король позволяет себе ухаживать за ней в моих покоях. Королева уверена, что он влюблен в меня. Я прогоню ее! И пусть наш добрый король делает с ней, что пожелает!

— А не лучше было бы, — начала госпожа де Лафайет, — если бы Ваше Высочество поговорили с королевой откровенно? Нет ничего хуже недомолвок, которым позволяют оставаться недомолвками.

— Мадам по рождению равна королеве — испанской инфанте. Я совершенно согласна с госпожой де Лафайет. Королева уже на седьмом месяце, и я думаю, что она не слишком счастлива, — высказала свое мнение герцогиня де Шатильон.

— Я не уверена, что она почувствует себя счастливее, узнав, что ее супруг стал любовником какой-то малопривлекательной девицы, но, по крайней мере, она сможет без горького осадка дружить с Мадам, — присоединилась к разговору только что вошедшая высокая, очень красивая темноволосая женщина в изысканном наряде.

Она подошла к принцессе и поздоровалась с ней. Сопровождал даму привлекательный мужчина с зелеными глазами и ослепительной улыбкой. Изабель узнала в нем маркиза де Варда, капитана швейцарских гвардейцев, с которым познакомилась, когда он сопровождал принца де Конде в Экс. Дама, в девичестве Олимпия Манчини, была старшей из племянниц покойного кардинала Мазарини. Мужем ее стал граф Суассонский, а она, таким образом, стала родственницей короля, причем одной из самых близких. При дворе ее называли госпожа графиня, не прибавляя имени, точно так же, как де Конде называли господином принцем. Олимпия привлекла внимание короля раньше своей сестры Марии и недолгое время была его любовницей и теперь почти не скрывала своего горячего желания вернуть эти приятные для нее времена. К тому же это она ведала финансами королевы, так что власть ее была велика и с ней следовало считаться. Мадам подарила Олимпии утомленную улыбку.

— Вы, безусловно, правы, кузина, но у меня нет ни малейшего желания беседовать с Марией-Терезией. Я увижу не только поток слез, но услышу еще поток испанских речей, в которых не пойму и половины!

— Тогда нужно открыть ей правду иным способом. Вы ведь говорите и пишете по-испански, де Вард? Я не ошибаюсь?

— И очень недурно. Но де Гиш говорит и пишет так, словно родился в Мадриде. И ради принцессы он готов на все, — прибавил капитан с низким поклоном, и его зеленые глаза блеснули лукавством.

— Значит, пусть он напишет письмо и подпишется… Нет, подписи не нужно. Пусть автор письма выразит свое негодование по поводу того, что французский король, имея счастье быть женатым на инфанте, компрометирует себя с какой-то жалкой девицей, что скандалу этому нужно положить конец, ну и так далее.

— Хорошая мысль, — заметила Изабель, — но письмо, пришедшее из Испании, пусть даже анонимное, не должно быть похоже на записку, доставленную с соседней улицы. Оно должно быть со следами дальней дороги, с особыми приметами, может быть, помято. Где нам взять образец?

— А что если среди бумаг, которые выбрасывает королева? — предложила Мадам, чье настроение заметно улучшилось. — Я, например, выбрасываю конверты от писем, полученных из Англии.

— Значит, нужно подкупить одну из горничных или слугу, который опустошает корзины, — заключила госпожа де Суассон. — Я займусь этим. А вы, де Вард, пойдите и объясните де Гишу, чего мы от него ждем. Он будет более чем счастлив услужить Мадам.

Прозорливые дамы не ошиблись. Красавец де Гиш, еще более влюбленный, чем когда бы то ни было, поскольку ему ответили взаимностью, стал, благодаря помощи и поддержке герцогини Шатильонской, интимным другом принцессы, объявил, что готов на любые жертвы ради своей богини, готов отдать за нее жизнь, а не то что написать письмо! Госпожа де Суассон желала поторопить события, но по просьбе Изабель письмо было решено отправить несколько позже. У Марии-Терезии приближалось время родов, и на них ей понадобится немало сил, так как ребенок обещает быть богатырем. Письмо причинит ей боль, не только совершенно излишнюю в ее состоянии, но, возможно, и губительную, так как ослабит ее, что может привести к фатальному исходу.