Мятежный век. От Якова I до Славной революции - Питер Акройд

В первый день дебатов, 8 ноября, Эдвард Николас написал королю: «В документе перечисляются все ошибки управления и неприятные дела, совершенные дурными советниками (как они это называют)… Если Ваше Величество не отправится немедленно [из Эдинбурга в Лондон], боюсь подумать, чем это закончится». Так Карл через семнадцать дней вернулся в Лондон из Эдинбурга. На въезде в Сити его встречала кавалькада всадников. Он сказал собравшимся, что будет поддерживать старые добрые законы и протестантскую веру. Он сделает это, «если потребуется, рискуя собственной жизнью» и всем, что ему дорого.

Похоже, что радушный прием в Сити шел от сердца. «Прежние возмущения и беспорядки», как называл их Карл, были для коммерческой деятельности не лучше, чем новые налоги, наложенные парламентом на торговых и деловых людей. Запас лояльности к королю также существовал и у богатых, которым не нравился радикализм его противников. У них вызывал неприязнь вид подмастерьев и мелких лавочников, цитирующих им Священное Писание, и они страшились восстания простонародья. Венецианский посланник уже сообщал, что на улицах расклеивали анонимные листовки, в которых лордов пуританской оппозиции называли изменниками и подстрекателями к бунту.

Карл возвел в рыцарское звание лорд-мэра Лондона под крики: «Боже, храни короля Карла и королеву Марию!» – этим именем часто звали Генриетту Марию. После этой церемонии король верхом в сопровождении 1000 вооруженных всадников отправился в резиденцию лорд-мэра Гилдхолл, где его ждал большой банкет. На улицах Сити Корнхилл и Чипсайд из фонтанов било красное вино, звонили колокола и горели праздничные костры. Это была церемония древнего происхождения, она подчеркивала добродетели традиционного порядка. Никаких гостей из палаты общин на пир в Гилдхолле не пригласили.

Горячий прием в Сити и тот факт, что так много членов палаты общин не поддержали Ремонстрацию, обнадежили короля. Настроенный больше ничего не сдавать, Карл решил искоренить своих врагов по какой-либо правовой норме. Парламент казнил Страффорда, осудив его за государственную измену, он тоже мог использовать такой же или подобный способ.

Прямо перед отъездом из Шотландии Карл тоже получил известие, что его ирландские подданные подняли восстание. Он только умиротворил одно свое королевство, как взорвалось другое. Его первой реакцией была надежда, что мятеж «может помешать каким-то глупостям в Англии». Возможно, он имел в виду, что ужасные вести могут привести парламент в чувство, но не исключался и более зловещий смысл. Разве нельзя рассматривать ирландцев как угрозу пуританам?

Пим и его соратники были склонны винить Карла за восстание в более прямом смысле. Некоторые ирландские мятежники заявляли, что имеют королевское поручение, скрепленное Большой печатью, «арестовывать и захватывать имущество, поместья и слуг всех английских протестантов». Это было ложное утверждение, но в тот момент Пим поверил, что король намеренно разжег беспорядки, чтобы собрать армию против парламента, что он хотел разрешить католичество в Ирландии в обмен на поддержку старых англичан в его борьбе с парламентом. Об ирландских мятежниках говорили, что Англия «для них давно желанный лакомый кусок, и они точат на него свои острые зубы».

Возникли глубокие разногласия по поводу масштаба и командования военной кампанией в Ирландии. Король говорил, что один человек лучше, чем четыре сотни командующих, пригоден для управления армией; оппозиция, естественно, не соглашалась, заявляя, что Карл не может собрать армию без одобрения парламента. В последние два месяца года граф Уорвик начал формировать фактически парламентские вооруженные силы. Карл хотел полностью добровольную армию, составленную его сторонниками, а оппозиция настаивала на призыве солдат на военную службу. На каждом этапе этого процесса палата общин небольшим большинством против короля противостояла палате лордов.

В итоге в конце года в Ирландию отправили всего один полк, через пять месяцев туда прибыло пополнение в 5000 человек. По существу, английские войска в Ирландии оставили сражаться самостоятельно. Можно предположить, что Пим с соратниками хотели накопить ресурсы для конфликта рядом с собственным домом.

В конце 1641 года роялистский парламентарий сэр Генри Слингсби писал: «Не могу сказать, что у нас было веселое Рождество, оно было самым безумным в моей жизни». И добавлял: «Я никогда не видел при дворе такое количество людей с оружием… Обе группировки отчаянно хвастаются; глядя на их горячность, удивляешься, что до сих пор не пролилась кровь». В Вестминстер приходили горожане с клинками на боку, готовые встать на защиту пуританских парламентариев. Джон Венн, один из лондонских членов парламента, говорил в магазине у Чипсайда, что «нужно идти в парламент с оружием, потому что партия, лучшая для государства, вот-вот останется в меньшинстве». Сам парламент много раз предупреждал об угрозах своей деятельности и даже существованию.

21 декабря в Лондоне прошли выборы в муниципальный совет, результаты оказались в пользу пуританского дела. В этот день король сместил с должности коменданта Тауэра сэра Уильяма Бэлфура и назначил на его место Томаса Лансфорда. Лансфорд был известен как пылкий, а иной раз и яростный сторонник короля, поэтому ему не очень доверяли. Если кого-либо из членов парламента или представителей городских властей арестуют, он, естественно, будет содержать их самым строгим образом. Симондс Д’Эвес писал: «Все стремительно скатывается к беспорядку и катастрофе, я не вижу никакой человеческой возможности выбраться из нее – ни для бедной Церкви, ни для королевства».

Удар молнии ожидал тринадцать епископов, которые заседали в палате лордов; они обеспечивали королю большинство голосов, способное отвергать все законопроекты и декларации палаты общин. Когда в конце декабря лорды собрались в Вестминстере, толпа подмастерьев и иже с ними начала выкрикивать: «Нет епископам! Нет папистским лордам!» Архиепископ Йоркский кинулся на одного из самых крикливых участников, но его самого начали толкать и разорвали мантию. Тогда палата лордов пригласила палату общин совместно издать декларацию против массовых беспорядков, на что Пим ответил: «Господь запрещает палате общин таким способом ослаблять волю людей отстаивать свои права». Он был на стороне толпы, угрожавшей епископам.

В городе тем временем собрали альтернативную армию, состоявшую из профессиональных военных-добровольцев и наемников. Они пришли служить королю в Ирландии и любом другом месте, однако их можно было использовать и против толп, поддерживающих парламент. Также они были бы полезны, если король попытается осуществить coup d’etat (государственный переворот). Лондонский журналист Джон Диллингхем сообщал, что солдаты «предлагали Их Величествам разрубить этот узел», что означало – «решать вам».

В это время в широкое употребление вошли названия «круглоголовые» и «кавалеры», имеющие в виду короткую стрижку горожан и длинные волосы роялистов. Слово «кавалеры» (от названия испанских войск caballeros) выбиралось как оскорбление, но очень быстро оно стало ассоциироваться с честью и галантностью. Следует помнить, что лидеры парламентского дела (и в палате общин, и в палате лордов) тоже носили длинные волосы, что подобало людям их социального положения.