О чем весь город говорит - Фэнни Флэгг

Приспичило же этой чокнутой бабе заявиться к нему в обеденный перерыв. Пока он с ней вожжался, какая-то сволочная ворона влетела в окно и расправилась с его пирогом.

– Чтоб тебя!

А так хотелось полакомиться. Надо было оставить патрульную машину у черного хода.

Ральф взял телефон, сунул пистолет в кобуру и вышел из дома, хлопнув дверью. И что ему делать с этими Вутенами, от которых просто мутит? Джеймс Вутен не вылезал из вытрезвителя, Тотт швырялась садовыми гномами, дочь их подожгла грузовик сожителя, а теперь еще подарочек – Дуэйн Младший. Да уж, в этой семейке плохие гены ходят по замкнутому кругу.

Последнее, что он помнил, как остановился прикупить пивка в дорогу. Очнулся он через три дня и тотчас понял: это не Ки-Уэст. Это семейный участок Вутенов на «Тихих лугах», а он, Джеймс Дуэйн Вутен Младший, мертвее мертвого и впервые за тридцать пять лет трезв как стеклышко.

– Привет, мам, – поздоровался он с Тотт. – Ты знаешь, я, кажется, погиб в автокатастрофе.

– Что ж, меня это не удивляет.

– Нет?

– Ничуть. Странно, что ты не окочурился раньше. Вот что и впрямь интересно – где ты взял машину. По-моему, тебя давно лишили прав.

Дуэйн Младший машинально хотел соврать, но неожиданно для себя сказал правду:

– Я угнал машину Дебби.

– О господи, несчастная женщина. Ты никого не угробил, кроме себя?

– Нет, ДТП с одним участником. Кажется, я влетел в дерево.

– Считай, повезло. Наверняка ты был пьяный вусмерть.

– Похоже, так.

– Знаешь, противно говорить, что я тебя предупреждала, но ведь я предупреждала.

– Здравствуй, сынок, – вмешался Джеймс Вутен.

– О, привет, пап. Слыхал, чего со мной приключилось?

– Слыхал.

– Вот невезуха, да?

– Тяжело это говорить, сынок, но иначе ты бы никогда не протрезвел.

Прошел месяц.

– Мам, – позвал Дуэйн Младший. – Ты уж прости, что я тебя обворовывал да еще костерил по-всякому.

– Рада это слышать, сынок.

– Я не со зла.

– Я знаю, мой хороший. Помни: что бы ни было, я тебя люблю и ты всегда будешь моим мальчиком.

От этих слов Дуэйн поймал кайф, какого не давали ни выпивка, ни дурь. Надо было врезаться в дерево, чтобы наконец-то обрести счастье, радость, свободу и абсолютную трезвость. Разве не круто?

Беседуя с матерью, Норма заметила:

– Мама, ты кажешься такой спокойной.

– Я и впрямь спокойна, – сказала Ида. – Не веришь – спроси отца.

– Все так, милая, – поддержал Герберт. – Не сразу, но мама наша угомонилась.

– Знаешь, Норма, я всегда думала, что если не буду крутиться как белка в колесе, то что-нибудь упущу. А теперь наслаждаюсь созерцанием того, как мир вертится без меня. Жаль, не понимала этой прелести раньше.

– Я тоже не понимала.

– Душенька…

– Что, мама?

– Спасибо за розы на каждый День матери.

– Не за что, мамочка.

– Кстати, что это за маленькая китаянка, которую приводила Линда?

– А, это Эппл, твоя правнучка.

Повисла пауза.

– Линда вышла за коммуниста?

– Нет, мама. Она удочерила китаянку.

– Ах так, понятно.

– И потом, в Китае уже нет коммунизма.

– Правда? Хорошая новость… Уж больно их много.

Опыт показывает: всегда найдется тот, кто знает всю правду о преступлении. И потом вдруг, пусть даже через долгий срок, из-за чувства вины или просто из мести решает все выложить.

Именно так и вышло в деле с подложным завещанием Ханны Мари. В один прекрасный день шериф Ральф Чилдресс неожиданно увидел странное послание в своем телефоне: «Глянь за портретом А. С., что на ферме».

Ральф ничего не понял. Инициалы эти могли означать только Андера Свенсена, и на ферме действительно висел его портрет. Но, возможно, кто-то просто хулиганил. Последнее время такое случалось нередко, однако Ральф решил съездить на ферму и проверить.

В конторе молодой служащий ничем ему не помог.

– Нет, сэр, – сказал он. – Здесь я уже шесть лет, но никаких портретов не видел.

– Понятно.

– Если хотите, я проведу вас по зданию.

– Нет, не нужно. Спасибо за беспокойство.

Ральф вернулся к машине и тут вдруг вспомнил о Милдред Флауэрс – своей однокласснице, которая после смерти Маленькой мисс Дэвенпорт заняла ее место секретарши. Позвонить, что ли?

– Привет, Милдред, это Ральф Чилдресс.

– Ой, привет! Как поживаешь? Сто лет тебя не видела. Все хорошо? Эдна по-прежнему откармливает тебя пирогами?

– Ну да, конечно. Слушай, у меня вопрос. На ферме был портрет мистера Свенсена?

– Да, он висел в зале заседаний, а рядом – всякие дипломы и прочее.

– Не знаешь, куда он делся?

– Знаю. После смерти бедняжки Ханны Мари его сволочное величество велели все выкинуть. А что?

– И ты выкинула?

– Вот еще. Со стены сняла, но не выкинула. Я хорошо знала Свенсенов. Старик надрывался, создал производство, получил столько наград… Буду я выбрасывать портрет и дипломы на помойку лишь потому, что козел приказал.

– А что ты с ними сделала?

– Уложила в коробку, отвезла домой и оставила в гараже. А что?

– И они по-прежнему там?

– Наверное, если только Карл их не выбросил. Что вряд ли.

– Можно я приеду и посмотрю?

– Давай, но там страшный кавардак. За сорок лет Карл столько хлама накопил. Не поверишь, он ничего не выбрасывает. До сих пор хранит старые отцовы башмаки.

Два часа разгребая гаражные завалы, Ральф и пара его молодых помощников взмокли и перепачкались, но все же отыскали нужную коробку. С изнанки портрета и впрямь торчал какой-то конверт, засунутый под раму. Ральф его вскрыл. Он сомневался, что дело важное, но все-таки отнес бумагу судье.

Вскоре после этого были выписаны два ордера на арест. Юристку нашли; ради смягчения приговора она сотрудничала со следствием и дала письменное признание в том, что вместе с Майклом Винсентом подделала завещание. За подлог она получила два года. Винсенту присудили десять лет, без права досрочного освобождения за примерное поведение.

– Ему хоть кол на голове теши, он не поймет, что это за штука – примерное поведение, – сказал один присяжный.