Восход Черного Солнца и другие галактические одиссеи - Генри Каттнер

Происходил некий распад; разум ощущал его и пытался остановить. Это было нечто похуже, чем истерика, нечто опаснее, чем паника. Льези вдруг сосредоточился, а Орелла затаила дыхание.

Портьера разваливалась на куски. Вот и куски распались, превратились в дым, который длинными тенями лег на изувеченный пол.

На помосте стоял Бранн…

Тот, кто так долго внушал своим врагам ужас, шатался, хватаясь за свою черную мантию – как будто пытался скрыть формы облаченного в нее тела. Лицо было искажено жуткой гримасой ярости и ненависти.

И это лицо было хорошо знакомо всем троим.

Это было лицо Ци.

Глаза ее были закрыты. Она не смотрела на Миллера и Ореллу, не говорила, не двигалась. Миллер вдруг предположил, что в ипостаси Бранна она никогда не открывала глаз. Возможно, в ипостаси Бранна гримаса ледяной ненависти постоянно уродовала ее черты.

Теперь стало ясно, что Ци безумна.

«Шизофрения, – машинально подумал Миллер. – Раздвоение личности».

Но он не получил мысленного ответа ни от Льези, ни от Ореллы. Оба были ошеломлены.

Ци перевела невидящий взгляд на Ореллу. Холодным мужским голосом она сказала:

– Теперь ты знаешь. Теперь ты видела Бранна. Но прежде чем я убью вас обоих, скажи мне, Орелла, где Ци?

У Миллера зашевелились волосы на затылке.

Глава 8. Всепожирающее пламя

В то же мгновение он понял, что ни Орелла, ни Льези ничем ему не помогут. В их мыслях сквозило неверие и замешательство, лишавшее их возможности действовать. И Миллер, кажется, понимал почему.

Орелла, Льези и весь их народ обладали идеальным душевным здоровьем. Судя по всему, в их истории никогда прежде не случалось такого, чтобы кто-то повредился умом. Для этого они были слишком совершенны. И теперь, столкнувшись с явным случаем шизофрении, они были не в состоянии постичь природу этого недуга, абсолютно чуждого для них.

Миллер послал Льези отчаянные мысли, свои скудные, фрагментарные знания о психотерапии. Но Льези не понял. Вместо этого он полностью закрыл свой разум. И стоявшая рядом с Миллером Орелла тоже отгородила сознание от понятий, которые для ее народа, обожествлявшего духовное совершенство, находились за гранью постижимого.

Невидящая женщина на помосте наклонилась вперед.

– Орелла… – проговорила она.

Бранн не знал, что вторая половина его разума принадлежит Ци. Естественно, Бранн не мог подозревать, что является частью раздвоившейся личности. Не могла и Ци догадаться, что Бранн – ее вторая половина. Не ведал и Миллер, что за генетический сбой способен привести к подобным последствиям.

Но сейчас он об этом не думал.

Он шагнул вперед и позвал:

– Бранн!

– Значит, ты вернулся, – возникла у него в мозгу холодная мысль. – Что ж, устройство, которое я дал тебе, не убило Льези, но это я скоро исправлю. Что касается тебя… – Последовал знакомый беззвучный смех.

У Миллера на лбу выступил пот.

– Подожди, – быстро подумал он. – Я могу сказать тебе, где Ци.

Он ощутил нерешительность соперника, но миг спустя последовал торопливый вопрос:

– Где? Где она?

– Ты…

Миллер почувствовал, как разум стоящей на помосте женщины поспешно закрывается от его мыслей. Бранн не мог позволить себе узнать правду. Просто не мог.

– Ну? – поторопил Бранн. – Отвечай!

Встревоженные, ничего не понимающие Орелла и Льези молча ждали. И тут Миллер нашел ответ. Он расстегнул браслет часов, которые Орелла вернула ему, изъяв из них смертоносное устройство. Как часы эта вещь была бесполезна, но Миллер по привычке оставил их на руке.

– Возьми, – сказал он.

Бранн – он же Ци – не пошевелился.

Миллер протянул часы:

– Они больше не опасны. Разве не видишь?

– Это обман. Ты не знаешь того, что желаю узнать я. Почему я должен тратить на вас время?

– Если хочешь найти Ци, – подумал Миллер, – тебе придется взять эту вещь. Конечно, если не боишься.

Часы вырвались из его пальцев и, сверкающей молнией пролетев через зал, оказались в руке Бранна.

Миллер глубоко вздохнул:

– Переверни их. Вот так. Поднеси к лицу. Да, правильно. Теперь… открой глаза.

– Мои глаза не открываются.

– Открой их!

– Они никогда не открывались!

Неподвижный воздух, казалось, звенел от напряжения. Вдруг Миллер почувствовал, что Орелла присоединилась к нему:

– Если откроешь глаза, то найдешь Ци.

И это было единственное, что могло пробиться через глухую броню в безумный полуразум Бранна. Белые веки дрогнули… Длинные ресницы медленно поднялись…

Глаза Бранна посмотрели на отполированную металлическую крышку часов. Глаза Бранна взглянули в маленькое зеркало… в глаза Ци!

Глаза Ци, широко раскрывшись от ужаса, смотрели в глаза Бранна!

Не было никакой защиты от мысленной лавины, обрушившейся на потрясенный, кричащий в панике разум – нет, на два разума, находящихся в одном теле. Впервые Бранн увидел ту, кого искал с момента своего загадочного рождения. И впервые Ци увидела свое собственное лицо, искаженное холодной ненавистью, ставшей неотделимой чертой Бранна.

Миллер же испытывал только жалость. Главный принцип психотерапии – добиться, чтобы пациент посмотрел в лицо собственной болезни. Но ни одному обычному шизофренику не приходилось столь жестоко срывать темную завесу со своего сознания. Обычный человеческий мозг обладает защитным механизмом против подобного вторжения, и этот механизм срабатывает автоматически.

Ци принадлежала к народу, чье духовное развитие достигло высочайшего уровня. Еще до рождения ее поразило безумие, долго остававшееся скрытым. Но все же ее разум оказался достаточно могуч, чтобы посмотреть в глаза шокирующей, невероятной правде.

Ци никогда не была злобной, как Бранн. Да, она была слабее, но холодная жестокость, которую так обожало ее второе «я», была ей чужда.

Одно лишь долгое, как вечность, мгновение лицом к лицу стояли двое – добро и зло, которые, сами того не зная, делили одно тело и один разум.

У Миллера в ушах звенела тишина.

Потом рука, державшая зеркало, повисла. Ци повернула голову, и ее безумный, дикий, полный ужаса взгляд встретился со взглядом Миллера.

И тот прочел в ее глазах предчувствие гибели. Этими глазами на него смотрели две совершенно разные личности, и на миг показалось, будто к нему обращаются одновременно Ци и Бранн – так же, как было, когда он впервые услышал их, очнувшись в этом невероятном мире.

Но тогда они еще не знали правду. Тогда расщепленное сознание разговаривало само с собой, добро и зло спорили друг с другом, не подозревая, что обитают в одном мозгу. Теперь они знали. Можно было лишь догадываться, когда присущее Ци зло проиграло сражение с добром и высвободилось из-под контроля ее сознания. Оно назвалось новым именем, наделило себя мужскими чертами, чтобы еще глубже скрыть свое происхождение, и обрело такую силу, что даже Ци уже не могла им управлять.