Врата Афин - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ксеркс резко вдохнул, наполняя легкие холодным воздухом. Если великий царь пришел посмотреть на творение сына, Ксеркс унесет его дух, как благородное дыхание, прямо в города Греции. Идея показалась ему прекрасной, и он чувствовал, как постепенно укрепляется в ней. Жрецам, конечно, этого не понять. Другие мечтали лишь для того, чтобы увидеть, как их мечты рассыпаются в пыль. Ксеркс был не из таких. Его надежды обратились в мосты. Его мечты воплотились в месть – стрелу, выпущенную из отцовского лука и все еще звеневшую в полете. Теперь она ударит в самое сердце Афин.
Когда жрецы закончили и, дрожа, упали на доски, Ксеркс удостоил обоих великой чести, позволив прикоснуться к его рукам. Младший задержался мгновением дольше, чем полагалось, шепча молитвы и благословения, прижимаясь мокрыми губами к костяшкам пальцев повелителя.
Ксеркс потянулся к ножу на поясе, но у жреца все же хватило благоразумия отпустить руку и упасть ничком. Долгое мгновение царь смотрел на него сверху вниз, раздумывая, не следует ли ему благословить мост кровью. Ксеркс чувствовал, как на его руке высыхает слюна, и это было бы достойной жертвой. Бог стоял рядом с ним.
Аместрида родила Ксерксу сына и наследника, которого, конечно же, назвали Дарием в честь деда. Эта последняя часть плана позволила молодому царю наконец отправиться в поход, обеспечив себе преемственность.
Он обладал здоровьем и силой, и, возможно, шептал голос его сокровенных мыслей, возможно, правление отца было всего лишь подготовкой к этому.
Ксеркс наказал море плетьми и сковал цепью. Да, верно, рыбаки и торговцы жаловались. На его плавучем мосту не было возможности оставить проход, так что те, кто находился на западе, не могли пройти в восточную часть Геллеспонта. Самые богатые торговцы въехали группой в новый город и, исполненные напыщенного негодования, предъявили требования власти. Ксеркс посмотрел туда, где они качались на ветру. С того места, где он стоял, они выглядели как маленькие коричневые птички, висящие на веревочках. Имперский правитель Византия решил напомнить всем остальным, что они служат и живут только по милости великого царя. После этого жалоб больше не поступало.
Сейчас его наполняли спокойствие и целеустремленность – наверняка это был дух отца. Оставив жрецов распростершимися и бормочущими что-то, словно в трансе, он снова сел в седло. Словно в ответ на это мост качнулся и поднялся на особенно высокой волне. И что? Ничего – легкое неудобство, не более. Инженеры сказали, что от одной стороны до другой три тысячи шагов. Это чудо из чудес позволило его армии перейти с берега на берег.
Он хотел бы полюбоваться этим зрелищем с высоты птичьего полета или с высокой скалы. Почти то же самое, что наблюдать, как пересыпается песок или переливается из чаши в чашу вино. Сотни тысяч людей, повозок и лошадей переправились через пролив. Теперь они ждали на другом континенте.
Ксеркс медленно поехал дальше, взяв мерина на короткую узду, когда тот начал взбрыкивать и фыркать, чувствуя себя неуютно на этой странной дороге, которая поднималась и опускалась вместе с морем. В ответ Ксеркс сжал колени и прошел последнюю часть рысью, замедлив только для того, чтобы позволить скакуну осторожно сойти на твердую почву. На мгновение земля тоже, казалось, поднялась и опустилась, затем успокоилась.
Впереди имперские полки стояли в идеальном строю, под развевающимися на ветру флагами. Они ждали здесь с тех пор, как солнце появилось на горизонте и великий царь начал переход. Прямо на его глазах один из воинов упал в обморок от жары и тишины и остался лежать под взглядом Ксеркса.
Мардоний и более девяноста старших командиров выстроились у ведущих на мост сходней. Для управления таким войском требовались писцы и письменные приказы, почти вторая армия только для управления первой. Простая задача накормить стольких людей или заменить изношенное снаряжение и оружие требовала, чтобы за ними следовал другой город с собственными поварами, ремесленниками и рабами.
Каждый из этих командиров был обучен его отцом и доказал как свою компетентность, так и способность выживать. Многие из них также были сыновьями самых доверенных друзей его отца. В присутствии Ксеркса они спешились и стояли, склонив головы, с поводьями в руках. Они не могли пасть ниц, не отпустив лошадей. Ксеркс отметил этот факт с волнительной дрожью предвкушения. Начиналась жизнь на марше, другая жизнь, где все грубо и просто, и это возбуждало.
Царь направил скакуна рысью. Мардоний все же шагнул вперед и опустился на колени в пыль. Ксеркс наградил его улыбкой, жестом велев встать. Полководец, конечно, не заговорил первым, и между ними воцарилось молчание. Ксеркс развернул коня на месте, когда с моря подул легкий ветерок.
Его отцу всегда было легко разговаривать с такими людьми, от самого последнего солдата в строю до полководца-ветерана с опытом тридцатилетней службы, воином из кремня, пыли и железа. Если дух старика и обитал в нем в то утро, то ничем себя не проявлял. Ксеркс чувствовал, что ему не хватает той же непринужденности в манерах, и вместо этого строил отношения на строгости и приказах. Но пока они подчинялись, это не имело значения.
– Я доволен, Мардоний.
Ксеркс махнул рукой в сторону растянувшегося вдаль войска, указав и на сам мост. У него даже перехватило дыхание, когда он вдруг осознал всю важность этой хрупкой переправы. Что, если во время его отсутствия разразится еще одна буря? Его армия окажется в затруднительном положении. С одного только этого клочка земли им не прокормиться. На марше был целый город, не имевший и половины запасов продовольствия и воды, необходимых такому городу, чтобы выжить.
Ему представилась ужасная картина: полки, медленно умирающие от голода. Он использовал все старые корабли для первого моста и его замены. Использованные корпуса лежали под мостом, где жили и рабы, работающие весь день только для того, чтобы морская вода не поднималась слишком высоко. Ему показалось, что он слышал их голоса, когда стоял рядом со жрецами. Если шторм разнесет опоры или вода поднимется слишком быстро и утопит часть из них, то огромная плавучая дорога может снова оборваться. И ему…
– Великий царь? Все будет хорошо.
Мардоний заметил внезапную перемену в настроении молодого царя, как это случалось тысячу раз в предыдущие месяцы. Ксеркс беспокоился обо всем, тогда как его отец просто довольствовался