Ошибка "2012". Новая игра - Феликс Разумовский

— В точку, брат, — со вздохом признался Мгиви. Попытался отжать промокшую до колена штанину и снова вздохнул. — Знаешь… сколько уже лет здесь, не один пуд русской соли съел. А баланды — вообще тонны, наверное. И всё равно, как закрою глаза, родовой баобаб вижу. Древний, огромный, под которым посвящение проходил… Вот говорят, где хорошо, там и родина. Не знаю…

Они налегке возвращались из нового лагеря, потихоньку разбиваемого общими усилиями километрах в двух от старого. За сегодня это была уже третья ходка, так что перспектива скорого обеда выглядела привлекательнее некуда.

Коля Борода в паре с Фраерманом с утра пораньше отправились в Пещёрку — к ментам. Мрачный Наливайко, начисто забыв о галактиках и о множественности миров, занимался Шерханом. Могучий азиат помирать, вообще-то, не собирался, но дитилин в дозировке, близкой к убойной, жизненной энергии не прибавляет. Василий Петрович смазывал Шерхану зелёнкой изодранные верёвками лапы, подливал в миску свежую воду, веткой папоротника отгонял кровососов — и люто жалел, что гриф от штанги так и не пришлось пустить в ход.

Будь его воля, этим грифом он сполна вразумил бы не только живодёров из «Золотого павлина», но и некоторых наших законотворцев. Тех, чьими стараниями издевательства над животными в глазах правосудия оказываются лёгким проступком, так, пальчиком погрозить. Ну так ведь у нас и похищение человека за тяжкое преступление не считают…

…Песцов по-собачьи потянул носом воздух.

— Вкусно пахнет, похоже, ухой…

Мгиви самодовольно улыбнулся. Ещё бы ему не гордиться, уха-то была из доставленного им осетра. Ну и кто главный охотник и рыболов? Кто главный добытчик племени?

Подгоняемые желудочными соками, мужчины продрались сквозь кусты, ступили на тропинку и вошли в старый лагерь со стороны кухни. Оттуда вправду тянуло такими запахами — мимо не промахнёшься даже с завязанными глазами.

Наливайко расчёсывал густую шерсть Зигги, Ганс Потапович и Приблуда помешивали в котлах, Варенцова расставляла миски, а Бьянка… Бьянка воспитывала трудных детей.

Те, собравшись в круг, слушали её, раскрыв рты, затаив дыхание и боясь пошевелиться. Песцов посмотрел на них и подумал про киплинговских бандар-логов, внимавших премудрому Каа.

«И про кого это она им толкает? Про маркиза де Сада или про Казанову? — Любознательный Песцов, надеясь узнать нечто новенькое, подобрался поближе, послушал… и натурально обалдел. — Ох и ни хрена же себе! Вернее, хрен их разберёт, этих баб…»

Ибо Бьянка толкала им про Ассоль. Про светлые чувства и алые паруса, доведённые культурным ширпотребом едва ли не до пошлости… Но как она это делала! Песцов, считавший себя прожжённым циником, ощутил незнакомый трепет в груди и едва не уселся в тот же кружок, чтобы не дыша слушать…

«А мне вот никто Грина перед обедом не читал, — вспомнил вдруг он свой детский дом, почему-то расстроился и, шагая умываться, сделал вывод: — Сантименты! Старею, наверное…»

Когда медведь с большой буквы ударил в рельс, дети потащились за стол с обиженными лицами разбуженных посреди сна, в котором учились летать. Взрослые пока обедать не садились, с детьми на правах брата меньшего трапезничал лишь Тихон. Рыжую шубку геройского кота уродовали следы ножниц. Это Оксана от греха подальше выстригла ему шерсть, измаранную чем-то синим на холке и на боках. Шерсть — что, она нарастёт, были бы кости да шкура…

Когда дети уже допивали морс, приехали Коля и Фраерман. Вид у обоих был такой, словно вернулись не из родной милиции, а из тяжёлого и не очень успешного рейда по тылам неприятеля.

— Вот и хорошо, как раз к столу, — по-хозяйски встретила их Варенцова, сделала Опопельбауму знак, и тот стал накрывать на стол.

— Ну что, Матвей Иосифович, — спросил Краев, — приняли заявление?

Касавшееся, если кто забыл или неправильно понял, вовсе не пыточной в «Золотом павлине», а пропавших фашистов.

— Я дал, менты взяли, — ответил Коля Борода, подчёркивая тем самым, что Фраерман был в милицию не ходок. — Куда им деться-то, за нами закон. Только им там сейчас не до немцев, решают китайский вопрос.

Что он, что Фраерман ели пятизвёздочную уху довольно лениво, хотя никогда не жаловались на аппетит. Должно быть, перекусили по дороге. Нашли что-то получше осетра.

— Василий, как Шерхан? — сменил тему Фраерман. — Получше ему? На поправку идёт?

Как-то уж очень странно он щерил свои фиксы, сдерживая то ли гнев, то ли боль, то ли смех, поди разбери. И по глазам ничего нельзя было понять, потому что смотрел Матвей Иосифович исключительно в свою миску.

— Ханька-то? — вздохнул Наливайко. — Вроде получше уже, начал есть. В основном спит…

А сам в который раз уже зримо представил, что при малейшей возможности сотворил бы с обидчиками пса. Уголовный кодекс вывернулся бы наизнанку. И рассыпался от невозможности подобрать его деяниям должное определение.

— Ну раз спит, это хорошо. Значит, совесть в порядке, — поднял всё-таки глаза Фраерман, едко усмехнулся и начал излагать, как они с Колей Бородой съездили в Пещёрку.

Райцентр поначалу встретил их как обычно — вошедший в пике указатель, мачта сотовой связи, гостиница «Ночной таран». Немного удивило только безлюдье на улицах. Прямо как в советские времена, когда по телевизору показывали Штирлица или финал футбольного чемпионата. Пещёрцы едва ли не в полном составе обнаружились у отдела милиции. Толпа шумела, точно лес на ветру. Многие держали в руках фотографии кошек и собак, церковного вида женщины раздавали свечи. В самой середине толпы был замечен участковый Козодоев. Он внимательно слушал девушку, рядом с которой сидел перебинтованный ньюфаундленд.

В общем, Коля с Фраерманом послушали разговоры, выстояли очередь, подали заявление и двинулись на разведку к месту главных событий. «Золотой павлин» выглядел так, словно здесь происходили съёмки гонконгского боевика с мордобоем, взрывами и стрельбой. Внутрь милиция никого не пускала, но, чтобы представить всю картину случившегося, этого и не требовалось. Благо Пещёрка ни о чём ином говорить была просто не в состоянии. Тихон мог бы гордиться — его описывали едва ли не как саблезубого тигра. Портрет Шерхана выглядел несколько реалистичней («Прошку Татьянкиного видали, желанные? Так тот раза в два больше, прямо как конь, а уж клыки…»), количество загрызенных в разных пересказах колебалось от трёх до целого десятка. Что характерно, симпатии пещёрцев пребывали полностью на стороне «чёрного мстителя», и люди не ограничивались стоянием со свечами. Кто-то из успевших до приезда милиции побывать в разгромленной пыточной сообразил нащёлкать мобильником убийственных фотографий и мигом вывесил их в Интернете. Повсюду Проникшая Паутина уже клокотала откликами.

Что касается китайцев… Пещёрка, чьи улицы в обычные дни так и пестрели жёлтыми лицами, сегодня выглядела сущим заповедником этнической чистоты. Коля и Фраерман не сразу сообразили заглянуть на рынок, где и обнаружили тётушку Синь, бдительно охраняемую несколькими старухами («Мы что, рази ж мы расисты какие?..»). Они сумели переговорить с кулинаркой, а заодно заморили червячка, да так, что и осётр уже не казался деликатесом. Хотя тётушка Синь, по понятным причинам, нынче была не в ударе.