Игра в куклы - Олег Кожин

– Вот!

На его подрагивающей – и да, такой же красной, как и лицо, – руке сидел розовый плюшевый слон. Веселая улыбка справа, треснутый глаз и оторванный бивень слева. Славка не помнил, как оторвал бивень, слишком маленький тогда был, а мама решила игрушку не спасать. Но месяц шел за месяцем, а маленький Славка все сильнее привязывался к помятому, пожеванному, порванному слону, который и попал-то к нему случайно. А вот глаз…

Да, за глаз Славке было стыдно до сих пор. Он проверял слона на прочность пассатижами, и глаз проверку не выдержал…

Вопреки нежному окрасу шкуры и милой улыбчивой мордочке, она долго считала себя слоном, а не слонихой. А как иначе, когда большие двуногие гремят с небосвода – слоняра, слонище и даже слонотоп! И только маленький двуногий, который потешно слюнявил ее уши беззубыми деснами, считал ее девочкой. Точно слоненок, он засыпал на ее плюшевом боку, неуклюже ползая, бодал ее широким лбом. Он не умел говорить, но его чувства грели как солнце.

Когда едва проклюнувшиеся, но острые зубки перегрызли ей бивень, было не больно. Неприятно, но не больно. Она понимала, что такова цена любви. Дети растут, а ее слоненок рос ну очень быстро. И разум его не всегда поспевал за изменениями тела. Она не слишком переживала из-за бивня. Изредка, ловя свое отражение в зеркале, она думала, что выглядит все еще отлично. Отсутствующий бивень придавал ей лихой и немного опасный вид. К тому же удивление на лице слоненка стоило тысячи бивней.

Когда он сломал ей глаз, было больно. Но боль пришла изнутри. Из того места, где у настоящей слонихи находится сердце. Она могла понять случайность, глупость, совершенную несмышленышем, но жестокость была ей чужда. Откуда плюшевой слонихе знать, что детская любознательность зачастую идет рука об руку с жестокостью!

Когда он прижигал ей хобот зажигалкой, она лишь порадовалась, что глупый слоненок не спалил весь дом. Боли не было. С ожогом на хоботе внутри нее что-то перегорело. И тем еще более странно выглядело осознание, что любовь слоненка к ней не стала меньше. Просто спряталась. Ушла на глубину, как огромная сверкающая рыба.

С тех пор она жила словно наполовину. Одна ее часть чувствовала любовь слоненка, который размерами к этому времени почти догнал своих двуногих родителей. Чувствовала – и переживала, что он стыдится ее. Прячет от чужих глаз. И больше не засыпает на ее мягком боку. Другая часть – обожженная, сломленная, разорванная – не чувствовала ничего.

Даже ненависти.

– Это Розочка, – с трудом вымолвил Славка. – Она девочка.

– Тот кринжовый слоняра! – воскликнул Ярик, но стушевался под яростным взглядом друга. – Кхм… это самое… а он-то здесь при чем?

Но раньше чем Славка открыл рот, Жан хлопнул себя по бедру:

– А я понять не мог, почему проход открылся! Вот, значит, как это работает. Игрушка…

– Эй, погодите! – Заправляя выбившуюся прядь, подошла встревоженная Лена. – Что за дела? Она тоже из этих, оживших?!

– Ты же говорил, это Скорпион!

Сбрасывая нервное напряжение, все загалдели, будто стая грачей. В Розочку тыкали пальцами, щипали, норовили вырвать из рук. Внезапно Славке стало обидно до слез. Захотелось спрятать старую потрепанную игрушку за спину, укрыть собой, как, бывало, в далеком детстве он укрывал ее одеялом, укладываясь спать.

– Это Розочка! – заорал он не своим голосом.

И все стихло. Недоумевая, друзья смотрели друг на друга, и в каждом взгляде проскальзывал жгучий стыд. Славке и самому было чудовищно стыдно. За поведение друзей, за свой гнев, но более всего – за давнее предательство существа, которое по-прежнему считало его, неблагодарного Славку, своим другом. Он сглотнул подступающие слезы:

– Она девочка, и с ней так нельзя. Вы не смотрите, что она… ну, я за ней не очень хорошо следил. Я говорил Ярику – друг из меня так себе…

– Фигню ты говорил. Ты хороший друг. – Ладонь Ярика сжала его плечо, но Славка помотал головой:

– Не для нее. Она со мной с самого детства. Лучшая игрушка и талисман. Я ее до третьего класса в школу таскал, и верите, нет – одни пятерки были, не то что сейчас. А если не выучил, никогда не спрашивали. Я уже тогда немного стеснялся: как же – такой большой в плюшевого слоненка играет! Розочкой назвал! Мальчишки же должны в машинки играть или там пистолеты, солдатики. А тут – ну девчачья же игрушка! И я… я… – Слова царапали Славке горло: каждая буква как обмотана колючей проволокой. – Я перестал с ней играть, – прошептал Славка. И посреди древнего Болота, перед искалеченной игрушкой, это прозвучало как признание в страшнейшем преступлении. – А она провела нас. Все равно провела нас сюда. Помогла. Она никогда не переставала… – Неожиданное тепло сродни электрическому разряду побежало по его руке, заставив испуганно вскрикнуть. Славка выронил Розочку, и от этого вскрикнул еще раз.

Игрушка, кувыркнувшись в воздухе, тяжело упала на все четыре ноги. Удивленно хлюпнула, вминаясь, болотная почва. Ноги-колонны продавили мягкий дерн, брызнула черная жижа. Бенгальским огнем от хобота до хвоста пробежали искры, и в трепещущем мареве возник розовый зверь.

На деревянных ногах Славка вошел в дрожащий воздух. Не слушая предостерегающих криков друзей, погладил упругий, свернутый кольцом хобот. Осторожно коснулся обломанного бивня цвета слоновой кости. «Ох, ежики! – подумал Славка. – Да ведь это и есть слоновая кость!»

Хотя на деле зверь больше напоминал мамонта. Он дышал физической мощью. Метра два в холке, небольшой горб на спине, свалявшаяся шерсть неестественного розового цвета, словно только что сбежал из модного салона. Левый глаз подернут белесой пленкой. Славка привстал на цыпочки, чтобы дотронуться до мохнатой щеки, и зверь опустил массивную голову ему навстречу. Славка прижался к ней лбом и заплакал крупными счастливыми слезами.

Казалось бы, череда странностей должна была притупить способность удивляться. Но стоило поднять взгляд, как приходилось бороться с желанием недоверчиво покачать головой. Огромное розовое… существо? Животное? Чудовище? Безумная пародия на мультяшного мамонта, невозможная в реальности, тем не менее реально шагала впереди, помахивая реальным по-крысиному голым кольчатым хвостом.

Еще удивительнее выглядел пухлый Славка, вприпрыжку идущий рядом с бывшей игрушкой. Рыжий почесывал псевдомамонта за ухом, зарывался пальцами в густую шерсть и болтал без умолку. Счастливый Славка казался безумнее Мартовского Зайца, и его утверждение, что Розочка, мол, выведет их куда надо, не внушало Жану доверия.

Под ногами хлюпала неверная почва, но Жан почти не волновался. Где прошла такая туша – там танк проедет, травы не примяв. В кроссовках чавкала жижа, с каждым шагом вонь болотных испарений становилась все менее выраженной. Кажется, он начал привыкать и к этому. И все равно продолжал удивляться происходящему.