Три капитана - Сергей Челяев

Эти зонды (кашалоты в сравнении с той искореженной малюткой, которую мы извлекли из вечной мерзлоты в районе Афанасьевского кряжа) относились к классу БМС — больших межпланетных станций. Подобно транспортно-пассажирским ракетопланам, они располагали собственными газофазными ядерными двигателями, но были беспилотными и не предназначались для многоразового входа в атмосферу планет.

В лучшем случае, если удовлетворялся ряд условий по гравитации и плотности атмосферы, БМС могла, используя тепловой щит, парашютную систему и тормозные двигатели, один раз шмякнуться на поверхность планеты, ведя при этом непрерывную трансляцию данных.

В этом плане БМС стояли близко к межпланетным станциям еще первых десятилетий исследования космоса — «Лунам», «Марсам», «Венерам», «Маринерам», «Кассини». Хотя и были они, конечно, куда более совершенны во многих отношениях.

Так вот, две БМС «Феникс» были выпущены прямиком к Беллоне.

Одна станция должна была пройти от планеты на расстоянии в пятьсот километров, передав детальные снимки и информацию от различных датчиков.

Другой предстояло на огромной скорости врезаться в атмосферу планеты и сгореть в ней. Но зато передаваемые станцией в последние минуты данные обещали идти с высот до двадцати километров. В частности, ожидались заметно более детальные фотографии, чем от первого «Феникса».

Я какое-то время скрипел мозгами, не мог понять — зачем вперед себя высылать ценные «Фениксы», да притом так быстро гробить оба: один пролетит мимо Беллоны и унесется в галактические дали, потому что из-за слишком большой скорости не сможет стать искусственным спутником планеты, а другой сгорит к чертовой бабушке?

Но смысл имелся.

Смысл был в том, что «Фениксы» обещали заметно — суток на сто тридцать — опередить звездолеты в гонках к Беллоне.

Потому что звездолеты, согласно плану, в итоге как раз тормозились до мизерной скорости порядка семи километров в секунду — чтобы оказаться на орбите Беллоны. А вот от «Фениксов» этого не требовалось!

Зато полученная от них по телеметрии информация могла оказать кардинальное влияние на дальнейшие планы экспедиции. (Да чего уж там! Уверен, что все космонавты не теряли надежды встретить в системе Вольф 359 инопланетный разум и каждый в глубине души ждал, что на фотографии, переданной с борта «Феникса», будет улыбаться им зеленый человечек с букетом зеленых роз.)

В общем, «Фениксы» полетели. Вроде бы искать на Беллоне воду, а на самом деле — зеленых человечков.

Кстати, тут я завязал себе памятный узелок на будущее — посмотреть.

Дело в том, что с момента отлета этой экспедиции ее участникам уже не поступало никаких сведений об актуальном состоянии прикладной экстрасолярной планетографии.

А ведь в те же годы в соседних звездных системах Млечного Пути их коллеги, бессловесные и рукотворные, вписывали в эту самую планетографию страницу за страницей.

Если мне память не изменяет, где-то в 2145 году или около того, очень близко ко времени отправки «Восхода» и «Звезды», посланный к ближайшей нам тройной звезде Альфа Центавра беспилотный МАК обнаружил планету, почти полностью покрытую океаном.

И в этом Великом Океане автомат умудрился отыскать живых и даже многоклеточных обитателей!

Вот только планета-океан оказалась вовсе не землеподобной, условия существования — никак не пригодными для землянина, а существа — ну совершенно безмозглыми!

«То есть, — эту мысль надо как следует скрыть от Тайны… Вперед, капитан! — хотя и возникает соблазн приписать приоритет открытия первой экстрасолярной планеты с большими запасами воды в жидком состоянии Четвертой Межзвездной, фактически это не так. МАК, прилетевший к Альфа Центавра, Панкратова с Надежиным опередил.»

Так или иначе, Беллона надежды оправдала. Хотя и была она холоднее, чем хотелось бы.

Ну а две другие планеты в окрестностях звезды Вольф 359 оказались, увы, совершенно унылыми объектами без атмосферы и прочих интересностей.

Они неспешно плыли в пространстве за пределами зоны обитаемости и представляли собой крупные сферические булыжники, на шкале размеров находясь где-то в промежутке между Меркурием и Марсом. Одну из планет в итоге назвали Паллором, а другую — Павором, так что даже в именах эти каменные болваны далеко друг от друга не ушли.

Тайна заинтересовалась происхождением названий, и тут уже я был во всеоружии: так распустил хвост, что сам диву давался.

Доброй памяти Любовь Алексеевна Савельева, преподавательница университетского курса античной литературы, одарила нас твердыми знаниями по своей дисциплине! Недаром же ее коронкой на экзамене был вопрос «Какой фразой начинается „Илиада“, и какой — „Одиссея“?» Для особо же продвинутых студиозусов вроде меня: «А какими заканчиваются?»

Что до скучных безжизненных планет, то их окрестили в честь сопровождавших бога войны Марса божеств-спутников Паллора и Павора, чьи имена означают соответственно «Бледность» и «Ужас». Их даже изображали на монетах: Павора — перепуганным человеком с бороденкой клочками и волосами дыбом, а Паллора — почему-то в детской одежде, шалуна эдакого, тоже изрядно напуганным и с волосами как ветки плакучей ивы.

— А кто же такие тогда Фобос с Деймосом? — Недоверчиво спросила Тайна.

— Те же самые боги, только греческого засола, — объяснил я. — Просто Павор — он как бы бог состояния, качество в чистом виде, а дружок — его внешнее проявление. Уразумела?

— Угу, — кивнула Тайна. — Костя, ты умный — это что-то!

— А то! — самодовольно ухмыльнулся я и попытался сорвать звонкий поцелуйчик, в награду за высшее образование.

Но был вознагражден только шлепком по губам, не менее звучным… Хорошо еще, если губа не распухнет! А Смагин присовокупил к этому акту насилия скупой, исполненный достоинства аплодисмент.

— Эх вы, двоечники, — пристыдил я обоих. — Кстати, Беллона тоже спутница бога Марса, потому они так планету в итоге и назвали, за ее марсоподобие. Дочь она или сестра Марсу Юпитерычу — точно уже не помню, но однозначно тоже богиня войны. Ведь «Беллона» происходит от латинского слова «беллум», что и есть «война».

После такого исчерпывающего объяснения я с достоинством вернулся за свой стол, к структурной блок-схеме событий экспедиции, которую мы сейчас сообща, на троих, шаг за шагом разворачивали на смагинском широченном мониторе.

— А я эту сладкую парочку, Паллора с Павором, тогда назвала бы Пара Беллум, — мечтательно произнесла Тайна. — По крайней мере, уж точно не забудешь. Это ведь, кажется, карабин такой был?

— Почти, только очень маленький, — как всегда без тени улыбки ответил Федор.

— Так что заруби себе на носу, Костик: не один ты такой у нас эрудит, ясно? — Посоветовала она с видом полного превосходства и в технике, и в живой силе.

Порой Тайне одного взгляда было достаточно, чтобы разжечь в моем сердце огонь чего-то такого древнего и заповедного, что называть его банальным половым влечением было бы чудовищной неточностью.