След лисицы на камнях - Елена Михалкова

Он на секунду замолчал, испугавшись того, что выпалил, будто в горячечном бреду.

– …не надо! – глуховатым эхом откликнулся сын.

– Нет, Петька, не надо! – с нервным смешком подтвердил Возняк. – От них все зло. Они хуже бешеной собаки. Всех кусают. Собаку давно бы пристрелили…

Слова упали, и Григория снова окатил страх. Но он тут же сказал себе, что ничего, ничего-ничего, пусть знают, как целиться в него… они первые начали, не он. Они приехали сюда, на его землю, и стали рыться, точно крысы в помойке. Он ведь просил их уехать, по-человечески просил. Но они не послушали.

– На тебя никто не подумает… – еще тише шепнул Возняк, так тихо, что не услышал самого себя. И не мог бы сказать наверняка, был ли вопрос сына «Где они?», или ему почудилось.

– У Красильщикова, – выдохнул он словно бы в никуда. Как будто разговаривал сам с собой. В этом ведь нет ничего дурного…

«Нет ничего дурного», – повторил Возняк про себя, вновь ощущая, как поднимается и сковывает его уже знакомое оцепенение. Он сидел, согнувшись, пока жар разбухал в нем, и ему казалось, что он пылает, потому что Петька, окончательно сойдя с ума, поджег и его. Все горело: и Верин дом, и терем, и избушка егерей, и Камышовка со всеми ее обитателями…

Сколько продлилось это состояние, Григорий не знал. Когда он очнулся, в комнате никого не было. Он поднялся, пошатываясь, точно пьяный, не уверенный до конца, что приход сына ему не почудился.

Подошел к сейфу, открыл его и увидел, что исчез гладкоствольный «Вепрь», купленный как замена старой «Сайге» полтора года назад.

* * *

На перилах крыльца сидела Татьяна в спортивных штанах-шароварах и ярко-желтой куртке; Красильщиков стоял перед ней, держа ее за руку, и на секунду Илюшину показалось, будто он явился в разгар матримониального предложения. Однако из-за угла терема вышел Бабкин в сопровождении жизнерадостного Чижика, вилявшего хвостом, и Макар облегченно выдохнул. Странно было бы, вздумай Андрей Михайлович просить руки и сердца при таком свидетеле.

Он все же непроизвольно замедлил шаг. Они казались счастливыми, эти двое. Что хуже: приносить дурные вести к чужому счастью или к чужой беде? Омрачать или усугублять? – вот в чем вопрос.

Илюшин спрятал левую руку за спину.

– Макар! – воскликнул Красильщиков, заметив его и явно обрадовавшись. – Идите скорее сюда!

– Сергей рассказал нам про Ивана Худякова. – Маркелова спрыгнула с перил и спустилась ему навстречу. Ладонь Красильщикова она по-прежнему крепко сжимала в своей. Лицо утомленное, под глазами синие круги, – кажется, единственная встреченная им женщина, которой шли синие круги под глазами. Илюшин подумал, что еще не видел ее такой восторженной. – И про Веру Бакшаеву тоже рассказал. Вы проделали огромную работу! Андрей ничего мне не говорил, но после того, как выяснилось, что Вера жива, признался. – Она с укоризненной улыбкой обернулась к Красильщикову. – А я пыталась… Простите, я действительно пыталась ввести вас в заблуждение. О его галлюцинациях… Выдумка, и крайне глупая, но поймите и вы меня, пожалуйста…

– Я понимаю, – сказал Макар. – Вы пытались помочь… другу.

– Жениху, – поправил Красильщиков, широко улыбнувшись. – Черт, дурацкое слово… Правда же, дурацкое, Танюша? На самом деле отличное! Я так рад, что вам первым могу об этом сообщить!

«Нет, не почудилось мне», – подумал Илюшин.

Красильщиков притянул к себе Татьяну, обнял за плечи.

– Поздравляю! – Бабкин неуклюже потряс ему руку. Маленькую ладонь Татьяны бережно принял в свои лапы и аккуратно встряхнул.

– Вы не представляете, как мы вам благодарны, – сказала она, переводя взгляд с Бабкина на Илюшина. – И я, и Андрей… Это была ужасная история, которая, я признаюсь, мешала… препятствовала…

Она смешалась, замолчала и неловко рассмеялась.

– …мешала вашим отношениям, – закончил Макар за нее.

Повисло молчание.

– Вы как-то странно это говорите, – сказала наконец Татьяна.

Взгляд ее остановился на его руке, спрятанной за спину.

– Что там у вас? Бомба? Вы бомбист? Честное слово, выглядите как студент, готовящийся взорвать батюшку-царя.

Бабкин, быстрее остальных понявший, что происходит что-то не то, подошел ближе.

– В самом деле, Макар, – встревожился Красильщиков, – вы здоровы?

– Я здоров, Андрей Михайлович. Мне просто совсем не хочется говорить то, что я должен сказать.

Теперь все они перестали улыбаться.

– Видите ли, я никак не мог понять, отчего Вера Бакшаева, если она осталась жива, не дает о себе знать целых три месяца. Она из тех, кто очень быстро принимает решения. Ее главной целью были вы, Андрей Михайлович. Если бы все пошло, как задумала Бакшаева, ей удалось получить бы достаточно денег, чтобы не работать ближайшие десять лет. Подозреваю, она и терем у вас отжала бы. Практически уверен. И вот все эти планы не были реализованы – отчего?

– Она придумала что-то другое, – не совсем уверенно сказал Красильщиков.

– Почему тогда Вера тянет? Чего она ждет?

– Наступления какого-то события? – предположила Маркелова. – Или она испугалась Худякова и вернулась в Москву.

Илюшину надоел этот спектакль.

– Из всех людей, которые имели отношение к Бакшаевой, на пожар опоздали двое – Худякова и Василий, а два человека не пришли вовсе. Один из них – Яковлева. А второй – вы.

– Я же вам объяснила…

– Да-да! Вы испугались пожара, вызывавшего у вас неприятные воспоминания, и остались работать дома. Сидели у окна, слушали колотушку бывшего бродяги. Когда Василий признался, что с часу ночи выпивал в пустом доме Филимоновых и не стучал колотушкой, я подумал, что вы зачем-то создаете ему алиби. Но для чего? Какой в этом смысл? Вы не дружите, не общаетесь… Была у меня и вторая версия, более правдоподобная: вы не обратили внимания, когда замолчала колотушка. И только когда я предположил, что в действительности вы создаете алиби себе, а не бродяге, все встало на свои места.

– Что встало, Макар? – тревожно спросил Красильщиков. – Таня, о чем он говорит?

Татьяна молчала.

– Я не включал вас в круг людей, у которых был мотив для убийства Бакшаевой, – сказал Илюшин. – А зря. Ведь вы собираетесь выйти замуж за Андрея Михайловича. Хотите быть хозяйкой терема, правда? Красивая картинка: художница, жена человека, восстановившего уникальное здание.

Красильщиков выпустил ладонь невесты и шагнул к Макару.

– Что вы себе позволяете?

– Андрей!

– Нет, Таня, подожди…

– Михалыч, дай ему договорить!

– Я никому не позволю нападать на мою…

– Андрей! подожди!

– Эту чушь пусть другие слушают!