Пересечение - Владимир Серов

Все эти мысли мгновенно пронеслись в его голове, и он немедленно полностью заблокировал свою ментальную сферу от излучений наружу, оставив ментослух только на прием. Хуже не будет.

Несильный удар охранника в плечо вернул Скама к действительности.

– Ты что еще и глухой? – спрашивал его человек в сером.

– Нет, не глухой, слышу вас хорошо, просто задумался, – ответил Скам.

– Он еще и задумался, – сердито сказал человек, сидящий верхом на стуле, немного раскачиваясь на нем.

– Кто ты такой, черт возьми? Откуда прибыл? Как пробрался на ускоритель? – почти закричал он на Скама.

– Я ничего не помню, не то что имя, даже говорить по-людски почти разучился, – ответил ему Скам.

Человек на стуле замолчал, сердито глядя на Скама, зато начальник тюрьмы негромко спросил стоящего у окна человека в сером:

– А что Интерпол?

– А ничего, – ответил тот тоже негромко. – Ни его отпечатки пальцев, ни сетчатка глаз, ни даже фото в картотеке не числятся. Просто человек Никто!

Они говорили совсем тихо, но Скам легко расслышал их разговор.

– А что врачи? – все так же тихо спросил начальник тюрьмы.

– Говорят, что после такого электрического удара удивительна не амнезия, а то, что он вообще жив остался. Но тогда он только мычал, а сейчас, смотри ты, уже почти что оратор. Так что есть смысл еще немножко подождать. Да там у вас ему быстро и мозги почистят, и память вернут.

И человек в сером кивком головы показал на Скама. – Так и сделаем, – сказал начальник, обращая свой взгляд на охрану. Его лысая голова просто блестела на ярком утреннем солнце, заглядывающем в большое окно кабинета. Скаму даже показалось, что по стенам и потолку гуляет солнечный отблеск, отражающийся от головы начальника. Это даже вызвало легкую улыбку на его лице.

– Лыбится, гад! Устроил аварию на ускорителе, оставил без электричества пол-Франции и пол-Швейцарии, а теперь еще и лыбится, – буквально взорвался взъерошенный.

– Уведите его опять в шестую, там живо заплачет, – приказал охранникам начальник.

– Прошу прощения, – сказал Скам. – Но в шестой издеваются и всячески унижают. Прошу перевести в другую камеру. И вообще мне нужен адвокат.

Начальник тюрьмы просто онемел от такой наглости. Его и так красное лицо в мгновение стало просто пунцовым, и он чуть ли не заикаясь не сказал, а просипел охранникам:

– В шестую! Немедленно!

Охранники, держа Скама под прицелом, снова заковали ему руки и повели прочь из комнаты.

Скам, медленно шагая по коридору впереди охранников, отстроил дальнеслух, чтобы послушать, что говорят в кабинете начальника тюрьмы.

Голос, который сейчас звучал в кабинете, был ему незнаком, а значит, принадлежал человеку, что скрывался за ширмой. Он определенно распекал своих собеседников.

– Вы что задергались, как кисейные барышни, сдержаться не можете?

– Господин генеральный инспектор. Да этот наглый безусый пацан… – чуть не запричитал начальник тюрьмы.

– Да он вас просто провоцировал. Он не так прост, как кажется, и стоит за всем этим что-то очень непонятное.

Ему ответил, как на слух помнил Скам, человек в сером:

– Но, месье Больз, из-за этого пацана я потерял четверку Дюка, а террористы пожертвовали своей явкой с двумя десятками боевиков. Конечно, здесь все очень непросто. Нужно перевести этого пацана, как вы его называете, в камеру к русскому. Послушаем и посмотрим. А уж потом опять в шестую.

Голос генерального инспектора, человека из-за ширмы ответил:

– Так нужно и сделать, и смотрите мне, без глупостей! Поль, а ты тут задержись и присмотри. Со всей своей амнезией уж очень он непростой типчик.

К этому моменту Скам с охранниками свернули за угол, и дальнейшего разговора он уже не слышал.

В шестой камере все было по-прежнему. Сокамерники встретили Скама совсем как своего, то есть глянули равнодушными взорами и снова занялись каждый своим делом, двое сидели и разговаривали, а Морис лежал и смотрел в потолок. Их опять покормили совсем несъедобной пищей, и Скам вновь принялся за учебу. Терять время не было никакого резона.

Сначала он рассказал своим соседям по камере обо всем произошедшем в кабинете начальника тюрьмы и попросил их прокомментировать это. К его удивлению, полный комментарий выдал Морис, а двое других только ассистировали, подсказывали, уточняли. По их экспертному мнению, генеральный инспектор за ширмой – это нонсенс, явление абсолютно невероятное. Зачем такому значимому человеку прятаться от Скама. Да еще и присутствие комиссара полиции. Ну и весь допрос вызывал определенное недоумение. Вероятней всего на него просто хотели посмотреть. И какое отношение ко всему этому имеет русский? Так что весь комментарий его соседей явился, в конечном итоге, сплошным вопросником.

И снова Скам учил язык, задавал вопросы на различные темы, слушал, уточнял, говорил сам.

К этому времени он уяснил, кто такие русские, что за страна Россия и почему во французской тюрьме под Лионом могут они сидеть. И очень удивительным было совпадение, Симон ко всему прочему когда-то преподавал русский язык. Так что все остальное время Скам посвятил изучению русского языка. Это могло ему значительно облегчить общение с тем неизвестным русским, в камеру к которому ему неизбежно предстояло отправиться, судя по подслушанному им разговору там, у начальника тюрьмы. Видно было, что и Симон соскучился по преподавательской работе за годы, проведенные в тюрьме. Да и ученик ему попался очень способный, схватывая все на лету. Так что за несколько часов занятий Скам начал понимать и говорить порусски. По правде говоря, в этом не было ничего удивительного. Для него, профессионального лингвиста, этот язык оказался даже намного проще для понимания, чем французский и немецкий языки, на которых здесь говорили и которые первыми освоил Скам.

Так прошел еще один день на этой планете и в этой тюрьме. Весь день никто его не беспокоил, и это радовало. По крайней мере, он научился бегло говорить по-русски, более-менее разобрался с историей и географией, в которой оказался силен бывший водитель Вайдлер. Ночью Скам поспал всего несколько часов, заставив остальных по очереди дежурить и опять же заниматься и заниматься.

Вдруг ментальной сферы Скама коснулась чужая мысль. Не острая жгучая, как перец или терка, не жадная ментальная ненависть голодной дикой твари или ядовитый укол ментального жала хортов, а живая мысль нормального мыслящего существа, выпущенная на волю, одинокая и от этого немного печальная. Первая за эти два дня пребывания на данной планете. Скам немного подумал, еще раз прокрутил пойманный посыл, или зов, внутри своего сознания и, наконец, решился.

– Попытка – не ошибка, а всего лишь поиск истины.

Он снял совсем недавно поставленный блок и послал в ответ очень короткий ментальный посыл: