Я тебя нашёл - Калисто ла Фей

— Проклятое Чистилище, тогда зачем я в твоей жизни, если ты не чувствуешь себя защищённой? Если ты не можешь быть хрупкой?

— Н…но… я ведь… я не могу быть слабой! — её голос срывался от всхлипов, терзая моё сердце.

Что такое она говорит?

Я взял в свои руки её лицо, с кровоподтёками, припухшее.

Отродья Ада били её по лицу.

Мои любимые глаза были наполнены еле сдерживаемыми слезами. Она не позволяла себе отпустить эмоции, держалась до последнего. Нет, маленькая, я тебе не позволю сдерживаться, ты отпустишь боль, тебе станет легче.

— Реви!

Её глаза расширились, она замерла в непонимании.

— Давай же. Отпусти эмоции. Ты имеешь на это право. Ты должна это чувствовать!

На мгновение её взгляд стал стеклянным.

В последний раз прерывисто вобрав полную грудь воздуха, моя голубка уронила голову мне на плечо и взвыла, взвыла как волчица на полную луну. Слёзы градом падали на мою грудь, пока она, свернувшись клубочком в моих объятьях, позволяла себе быть слабой.

Её хрупкое, нежное тело не пахло успокаивающими травами и мёдом. Была могильная, земляная сырость, такая, как её крик, что отражался от стен комнаты, сдирая серебряную краску. Её тело билось в конвульсиях. Она просила прощения.

За что? Почему ты извиняешься за эмоции?

Мама говорила, что на Небесах нет места слабым, нет места чувствам, ибо высшие существа не вправе стоять наравне с низшими. Так их учили. Такова была догма!

Я гладил её по спине, успокаивал, говорил, что люблю её, что это нормально — чувствовать. Со временем её всхлипы сошли на нет. Она попросила дать ей немного времени и ушла в душ. Я переместился в свою спальню, искупался и переоделся и, вернувшись в обитель Фреи, мерил шагами комнату.

Вода в ванной комнате лилась без остановки. Я подошёл вплотную к двери и прислушался.

Фейт что-то бормотала.

Я откупорил бочонок из белого дуба. Двадцать лет назад я обратился к гномам, что жили под землёй. Они обучили меня хранению крепких напитков. Обошлось, конечно, недёшево, но оно того стоило, эти коротышки знали толк в ядрёной смеси.

Сел в кресло и ушёл в свои мысли. Не знаю, сколько времени прошло. Дверь ванной скрипнула. Лёгкими шагами, обёрнутая в полотенце, передо мной появилась Фейт. Её тяжёлое дыхание, затуманенный взгляд отдались в моём паху жаром.

Я тяжело сглотнул.

Полотенце соскользнуло с девичьего тела.

— Это приглашение?

Янтарные глаза горели пламенем Бездны.

— Да, мой принц!

Глава 18. Есть только ты и я

Фейт

Падающие капли обжигали тело, особенно в тех местах, где ранее кровоточили раны. Запёкшуюся кровь пришлось оттирать с большим усилием.

Шипела, стискивала зубы, но тёрла, не жалея сил.

Правильно. Нужно чувствовать. За почти четыреста лет на моём теле не было ни одной царапины, а уж гематом от ударов и подавно.

Горячая вода щипала раны.

Терпи. Как же больно.

В воспоминаниях всплыло лицо Иордина и его слова о том, что я уподобляюсь людям, о том, что я слишком эмоциональна и я плачу.

«Это недопустимо!»

Его строгие глаза и серьёзный голос сейчас резал мою душу так же, как острые камни рассекали моё тело, когда меня тащили по лесу дриад.

Могла ли я винить их за то, что они сделали? Нет. Хотела бы я, чтобы они страдали? Да.

Я испугалась своих мыслей. Дриада лишилась своего любимого. Она рыдала, когда проклинала жителей Небес. Они могли быть вместе вечность, но судьба решила иначе. Судьба? Иордин нанёс первый удар, это он ввёл троемирие в битву.

Меня бросало из одного воспоминания в другое, мне хотелось кричать и крушить всё, что попадётся под руку.

Я вспомнила, как архангел стоял в пещере и, приложив руку к груди, внимательно перечитывал каждое имя, чтобы не пропустить ни одного. Чтобы никто не был забыт.

Но о них помнил только он и, возможно, оставшиеся архангелы. Что Иордин чувствовал, когда после изнурительной, затяжной, кровопролитной битвы их осталось одиннадцать? Одиннадцать из десяти тысяч!

Он сказал, что их бросили. Мироздание не пришло на помощь, не укрыло своим объятием и не обещало, что теперь всё будет хорошо. Им просто дали новый приказ. Забросили на Небеса и приказали установить порядок.

Что чувствовал он? Что чувствовала бы я, будь я на месте Иордина? Предательство, жестокость, безграничная несправедливость и великая печаль с чувством потери. Смогла бы я пережить агонию от разрывающегося сердца и души? Смогла бы я справиться с таким потоком чувств? Я была честна с собой. Мой ответ — нет.

И одиннадцать выживших нашли решение. Они перестали испытывать эмоции. Но сейчас Иордин повторяет ту же историю, в которой участвовал сам несколько тысяч лет назад. Без разбору, перед глазами только цель. Сможет ли он когда-нибудь простить несправедливость в цену десяти тысяч жизней своих сестёр и братьев? Я попыталась припомнить, как он обучал меня высшему наречию, как читал со мной скучные талмуды по целительству, как гулял по саду душ.

Ну же, сосредоточься.

Иногда его губ касалась лёгкая улыбка, когда я несла вселенскую чушь, придумывая на ходу ответ на заданный вопрос, ведь я забыла прочитать то, что он мне задавал. Я забыла, что, когда я была малышкой, его глаза иногда были такими тёплыми, что я улыбалась в ответ.

Однажды всё поменялось. Иордин с войском готовился отправиться в отдалённые миры. Тогда он сказал, что ему нужно уйти и проверить, что Тьмы больше нет, чтобы я могла спать спокойно и видеть прекрасные сны. Перед перемещением я подбежала к нему перед всеми ангелами, мне было всё равно, что обо мне подумают. Сдаётся, Иордину тоже. Я была ещё юной, и сложные на тот момент заклинания Созидания давались мне не с первого раза, но он ждал. Стоял и смотрел, не проронив ни одного слова, даже когда Заклинатели намекнули, что не могут держать так долго открытый портал и следует поторопиться, он стоял и ждал. Наконец у меня получилось. Я протянула ему маленький невзрачный цветок. Белый бутон раскрылся, когда Иордин взял его в руки.

— Это подснежник, я прочитала, что…

— Это символ надежды на счастливое будущее, — продолжил за меня архангел.

Тогда его глаза улыбались для меня в последний раз.

Минуло сто тридцать лет. Одной ночью пространство в Серебряном городе разорвалось, и Иордин вернулся.

Когда я была малышкой, он всегда укладывал меня спать, ведь мы до глубокой ночи задерживались в библиотеке. Он никогда не стучался, входил без спроса.