Длинная Серебряная Ложка - Кэрри Гринберг

— Эээ? — вежливо поздоровался фабрикант.

— Тьма да прибудет с вами, — поклонился незнакомец. — Не знаю, помните ли вы меня, но я Виктор де Морьев. Позволите войти?

Когда гости заявляются раньше времени, события развиваются в одном из трех направлений. Если позволяют дружеские отношения, хозяева попросят неурочных посетителей накрыть на стол (покрошить салат, натереть паркет мастикой, настроить пианино.) Тогда совместный труд сгладит любые неурядицы. Но в великосветской обстановке сей вариант невозможен, поэтому или гости будут топтаться посреди бальной зал, оказавшейся вдруг такой огромной, или хозяева сгорать от стыда, гадая правильно ли указали время на приглашениях. В нашем случае произошло последнее.

— Добро пожаловать, — заюлил фабрикант, склоняясь перед гостем в три погибели. — А разве… еще же не полночь… ох, о чем это я? Милости просим, проходите.

Вся троица переступила порог, но за Штайнбергом пошел только Виктор. Его спутники задержались у двери, дожидаясь разрешения следовать дальше.

— Благодарю, герр Штайнберг. Это ваш первый бал в такой компании, верно? Тогда вы ничего не знаете о церемониале. Гостям всегда приятно, если ассамблею открывает Мастер и лично приветствует входящих. Поэтому я прибыл раньше остальных.

— Да, разумеется. Это такая честь… мы все польщены… А разве госпожа Эржбета…

— Эржбета передает свои извинения. Только не подумайте, будто она манкирует вашим приглашением. Как это ни прискорбно, но в ее ателье случился пожар, — тут спутники Виктора переглянулись, но он продолжил как ни в чем не бывало. — Сейчас она, должно быть, допрашивает свой персонал и освободится не раньше чем через неделю. Очень тщательная женщина. Да и методы у нее старомодные, неторопливые.

Уолтер невольно представил, как стряпчий вздергивает его на дыбе за помарки в переписанном документе. Упаси Господь от такого начальства!

Теперь он мог как следует разглядеть гостя. Если прежде англичанин лелеял мечты, что у пришельца окажутся заостренные уши — ну хоть немножко — и дряблая кожа вся в трупных пятнах, то его чаяния обратились в прах. Виктор был прекрасен настолько, что глаза невольно искали пьедестал, с которого он соскочил. Природа создала его из драгоценных материалов, кожу из белоснежного мрамора, темно-русые, чуть вьющиеся волосы из шелковых нитей, губы из гладкого плотного атласа. В зеленых его глазах то и дело вспыхивали искорки, словно крупицы золота на дне ручья. Улыбка была веселой и дружелюбной, манеры непринужденными — казалось, он вот-вот расхохочется совсем по-ребячески. Легко было поддаться его чарам, но Уолтер убедил себя, что это всего-навсего личина, как бинты на прокаженном, скрывающие гниющую плоть, что кто-то сейчас лежит в канаве с перегрызенным горлом, чтобы обеспечить вампиру румянец и блеск в глазах. Чему тут завидовать? Эти мысли успокоили Уолтера, но только отчасти.

— Где же моя невеста? — спросил вампир, но тут же подошел к Эвике, опознав ее по красному платью.- Bon soir, mademoiselle, comment allez-vous?[30]

Эвике смотрела на жениха с нескрываемым ужасом.

— Я по-французски не обучена, — пролепетала она, лихорадочно обмахиваясь веером чтобы скрыть дрожь в руках.

— Ах, герр Штайнберг, неужели вы сэкономили на учителях? Стыдно, право же.

— Да, я как-то упустил это из виду…

— Помимо учителей, должны быть еще и способности к языкам, — ввернула Гизела. Виктор воззрился на девушку так, словно она возникла из ниоткуда, и кивнул ей рассеяно.

— С кем имею честь?

— Гизела фон Лютценземмерн. Я дочь хозяина замка и невеста Леонарда.

— Очень приятно, мадемуазель.

— Мой отец еще у себя, но я позову его…

— Не трудитесь, — остановил ее вампир, который вообще не мог сфокусировать на ней взгляд, и вновь повернулся к невесте.

— Берта, mon amour,[31]у тебя целая вечность, чтобы выучить французский. Думаю, мой замок станет идеальным местом для языковой практики. Любой из моих замков, — добавил он. — А раз уж во время медового месяца мы поколесим по всей Европе, ты быстро заговоришь на иностранных языках. Пока же я буду счастлив разговаривать на твоем родном, mein Liebchen[32]

Виктор взял ее за руку и поцеловал кончики пальцев, осторожно, будто они были такими хрупкими, что вот-вот истают от его ледяного дыхания.

— Ах, какая у меня память дырявая! — вдруг покаянно возвестил вампир. — Совсем позабыл про подарки! Для тебя, ma cherie ,[33]приготовлен сюрприз — прости, но придется тебе помучиться до свадьбы. Поверь, оно того стоит. Зато для Леонарда кое-что уже припасено.

Летящей походкой он подошел ко второму вампиру и взял у него из рук два свертка. Потом, замешкавшись, посмотрел на Уолтера и Леонарда, силясь понять кто есть кто.

— Я Леонард, — представился молодой вампир. — А это Уолтер Стивенс, мой друг.

Мужчины обменялись рукопожатиями.

Подарком Леонарда оказалась книга в строгой черной обложке, но лишь увидев слово «Микроорганизмы» в заглавии, юный вампир радостно взвизгнул. А когда открыл ее, так и вовсе замер с распахнутым ртом, потому что дарственная надпись вещала: "Леонарду Штайнбергу, моему самому горячему поклоннику. С наилучшими пожеланиями, Луи Пастер." Ниже было наскоро приписано крошечными буквами "Если вы читаете это, пожалуйста, позовите полицию!!!"

— Он ж-жив?

— Кто?

— Па-па-пастер!

— С чего бы ему не жить? Просто слегка испугался. Пожалуй, все таки следовало воспользоваться дверью, а не форточкой. Учту на будущее. А так мы очень мило побеседовали. Мсье Пастер даже показал мне образцы разных бактерий. Занятные существа.

— О да! — с жаром сказал Леонард. — Многие из них вполне сформировавшиеся личности! За ними так интересно наблюдать! Хотите, я покажу вам свою коллекцию?

— Обязательно. Только давайте после торжеств. Хочу как следует их рассмотреть, чтобы с чувством и расстановкой.

Не сводя с француза обожающих глаз, Леонард закивал, а Уолтер понял, что отныне уже не является его другом номер один. Ему стало обидно.

Тем временем Виктор добрался и до отца семейства.

— Герр Штайнберг? Что-то вы невеселы. Все еще дуетесь из-за тех писем? Напрасно! Признаюсь, тон их был несколько холоден, но вы не представляете, в каком шоке я пребывал, узнав об опасности, грозившей моей невесте. При том, что сам я был так занят, что не мог поспешить к ней, утешить ее, держать за руку. Примите мои самые искренние извинения, — он постучал себя кулаком по груди. — Mea maxima culpa[34]Я прощен?