Дети Капища - Ян Валетов

Хасан выругался на фарси витиевато и мощно. Если бы Сергеев не был сдержанным от природы человеком, в ресторане могла случиться банальная драка – оскорбительно получилось, однако! Надо будет запомнить!

– Не понял, – сказал Сергеев, глядя собеседнику в лицо. – Но звучит мелодично. Ты решил прочесть мне стихи?

Нукер рассмеялся, откинув жилистое, крепкое, как бамбуковый ствол, тело на спинку обтянутого красным плюшем стула. Но смех этот был невесел. Смех этот вызывал невольный холод внизу живота и подсасывание под ложечкой.

– Это хорошие стихи, – проговорил он, подняв одну бровь. – Жаль, у меня нет желания их переводить. Но они бы тебе понравились!

– Не сомневаюсь. Где Базилевич?

– В гостях.

– У тебя?

– У меня.

– Зачем он тебе, Хасан?

– Он мне ни к чему. Только мне не понравились некоторые вещи, которые произошли за последнюю неделю.

– Например?

– Например, твой приезд.

– Я приехал только сегодня.

Араб снова оскалил в улыбке свои белоснежные зубы.

Английский его был, несомненно, хорош, гораздо лучше, чем он хотел показать. Свирепое, как берберский лев, «дитя пустыни» вполне могло иметь и оксфордское образование.

– Вот твое прибытие и было достойным финалом… Знаешь, для меня не секрет, что твои партнеры могут по-разному вести бизнес.

– Точно, – сказал Сергеев, лицом изображая: «Вспомнил! Точно, вспомнил!». – Кажется, что в тот раз, когда мы с тобой познакомились, они тоже вели бизнес странно. Собирались продать груз одним, а продали другим… Да? Только странность была тебе на пользу. Это ты имел в виду?

Бровь Хасана снова взлетела вверх.

– Возможно. Только на этот раз я сомневаюсь в том, будет ли это мне на пользу.

– Ну это как дело повернется, – произнес Сергеев, наблюдая за тем, как в проходе между столиками появился официант с его заказом на подносе «под старину». – Знаешь, обстоятельства бывают разные. Мне, например, кажется, что от работы с тобой можно получить головную боль и лишние дырки в теле. Это, конечно, частности, но, как говорил один философ, с трудами которого ты, конечно, знаком: «Практика – критерий истины». Если хочешь знать мое мнение, то мне не понравилось, что сразу после твоего отлета меня и Блинова чуть не зажарили по пути из аэропорта.

– Это был не я, – Хасан покачал головой. – У меня не было причин злиться. Скорее, наоборот. Рашид помог мне решить вопрос. И Блинов выполнил условия договора.

– Выполнил для тебя. А для кого-то другого не выполнил. Именно поэтому в нас и стреляли.

– Это не я, – повторил Хасан с нажимом. – Палестинцы. Ливийцы. Ниггеры. Выбери сам. Но не я.

Он так и сказал: «Ниггеры». Слово прозвучало громко, подходивший к столику официант, смуглый, высокий пакистанец, слегка изменился в лице.

– В том деле было так много посредников, – продолжил Нукер, кривя губы, – что разобраться в том, кому именно отдавили мозоль, очень трудно.

– Да? – переспросил Сергеев. – Трудно? Если не хотеть, то все трудно! Ты меня удивляешь! Поговори с посредниками с нашей стороны… Они живы и здоровы! Они не сменились! Кстати, ты не находишь это удивительным, Хасан? А я нахожу. Понимаешь ли, в таких вот ситуациях, ну я имею в виду, когда одного покупателя предпочитают другому, который заплатил больше, в первую очередь страдают посредники. Такая у них судьба. А тут кто-то пытался укусить хозяина. Это неправильно. Откуда было известно, кто хозяин? Откуда было известно, что груз ушел на сторону? Уж чего проще изобразить, что сделка сорвалась… Только для этого надо вернуть деньги. А вернули ли деньги, Хасан? Этого никто не знает. Слишком много вопросов без ответов, мой арабский друг, слишком много…

Он внимательно посмотрел в глаза Хасану, который уже не улыбался, а смотрел своими выпуклыми, черными, со слюдяным блеском, восточными очами прямо Сергееву в зрачки.

– Я, как человек незамысловатый и не склонный к интригам, вполне могу сделать вывод, что кто-то умный, осторожный и циничный решил, что кормить лишние рты накладно. Вот только почему он посчитал лишним ртом не посредника здесь, а хозяина там? Рассказать о своих предположениях?

Нукер молчал, только желваки играли под тонкой, синеватой кожей его щек.

– Мне и самому интересно, – признался Сергеев, аккуратно накрывая хрустящей салфеткой колени, – вычислить стрелявшего. И хоть говорить с тобой меня никто не уполномочил, все же поделюсь. Безвозмездно, Хасан, совершенно безвозмездно.

Представь себе, что у некоего посредника, например возьмем в порядке бреда господина Базилевича, складываются тяжелые отношения с одним из хозяев прибыльного и совсем уж нелегального бизнеса. Предположим, опять-таки в порядке бреда, что сильно не нравится ему господин Блинов… Это просто предположение, разумеется… Ты же понимаешь?

– Я понимаю, – просвистел простреленным горлом Хасан, не меняя каменного выражения лица.

– И вот господин Базилевич, который, как известно, у себя на родине почему-то считается лидером оппозиции в изгнании, решает, что может играть в оружейные игры сам. Контакты с покупателями на Западе и Востоке у него есть. А на Украине существует масса людей, которые спят и видят, как урвать кусок от поставок оружия разным режимам. Ведь бизнес не становится менее привлекательным оттого, что находится в чужих зубах. Даже наоборот, как приятно выдернуть чей-то кусок прямо из горла! И, поверь мне, люди, которые могут «съесть» такие контракты, есть, Хасан, и это совсем непростые люди. Они способны на многое, если не на все.

– Этого не может быть! – произнес Нукер с явным облегчением в голосе. – Я знаю Базилевича. Он никогда не пойдет против Блинова. Никогда не пойдет против Рашида. И никогда не пойдет против меня. Блинова он боится. Рахметуллоева он боится. Он всех боится. А меня он не просто боится, а так, что потеет при встрече.

Он хохотнул отрывисто.

– Базилевич, играющий свою игру! Это смешно!

Сергеев вспомнил запись, сделанную коллегами Касперского, которую не так давно просматривал у себя на Печерске, вспомнил тяжелый, полный пещерной ненависти взгляд Базилевича, упирающийся в жирную спину Блинова, и пожал плечами.

– Не буду спорить.

На самом деле существовало еще множество теоретических возможностей побороть «потный» страх Антона Тарасовича перед грозным сыном пустынь. Например, более сильный страх перед кем-нибудь другим. Базилевич героем не был, и испугать его до полусмерти было делом не очень трудным. Хасан рядом – боимся Хасана. Нет его – боимся другого. А вот ненависть к унижавшему его постоянно Блинову (ах как сверкали глаза Антона Тарасовича во время памятного разговора!) побороть, по мнению Сергеева, было уже нельзя. Лопнул сосуд. Переполнился.

Мог, мог пан Базилевич сдать своего шефа, мог согласиться на все, пообещай ему противная сторона смерть Владимира Анатольевича в виде гонорара. Мог, ибо хотел этой смерти так сильно, что вполне был способен переоценить свои организаторские способности и возомнить, что в состоянии перетащить на себя Блинчиков бизнес. Но Сергеев прекрасно понимал (в конце концов, кого на что учили?), что на Блинове цепочка не заканчивается. Скорее уж, с него начинается самое интересное, что в этом бизнесе есть «закулисье».