Убийство с отягчающими - Вячеслав Денисов

– Я – тесть человека, который сейчас вынужден скрываться от следователя вашего ведомства Кряжина, поскольку уверен, что с ним собираются расправиться.

– Кто уверен? А кто собирается расправиться? Господин… Как вас?

– Кинереш. Юлий Сергеевич Кинереш.

– А-а, понятно. Вот и еще один герой этой истории… – пробормотал Смагин.

– Что вы сказали? Я не расслышал. – Выдержав паузу ровно в две секунды, господин с Ильинки продолжил: – Впрочем, неважно. Важно то, что я – член Высшей квалификационной коллегии судей от общественности. Мой статус как члена коллегии и как бизнесмена столь велик, что события, развивающиеся в отношении моего зятя…

Смагину надоело.

– Короче, господин Кинереш Юлий Сергеевич, что вам нужно от меня, начальника Следственного управления Генпрокуратуры?

– Мне кажется, что устремления Кряжина в отношении моего зятя Гаенко Игоря Викторовича – это часть плана по развалу ныне действующей Высшей коллегии судей. Но можете быть уверены, что есть еще в стране силы светлые… В общем и целом, Егор Викторович, мы не позволим вмешиваться в систему правосудия России!

– Это вам, действительно, кажется, – заверил старший советник. – И в общем, и в целом. Да, кстати. А с чего бы вдруг Игорю Викторовичу звонить вам и сообщать, что его преследует Генеральная прокуратура, если он ничего не совершал, а я, к примеру, сам впервые слышу о вашем Гаенко? Между тем от меня только что вышел Кряжин, и в ходе его доклада по расследуемым делам такой фамилии не значилось ни под каким предлогом.

Молчание затянулось. «Добивать так добивать», – подумал Смагин.

– Вы меня убедили, – сказал он, – господин Кинереш. Сегодня я попрошу Кряжина, чтобы он написал объяснение по всем имеющимся в его «черном списке» Гаенкам, и составлю отчет. Направлю успокоительное письмо вам и копию – в Администрацию Президента, на Старую площадь. А то вдруг и впрямь кто подумает, что мы вместе с темными силами пытаемся развалить принципы независимости и беспристрастности российского правосудия.

– Егор Викторович, вы меня неправильно поняли… Не нужно ничего никуда отправлять.

– Что-то я вас не пойму, Юлий Николаевич…

– Я Сергеевич!

– …то вы говорите, что мы с темными силами, то просите ничего не делать. Вам что нужно-то?

– Я просто хотел узнать, как обстоят дела с расследованием убийства замначальника ГУВД, – голос стал чуть-чуть отдавать хрипотцой.

– И в этой связи забеспокоились за судьбу своего зятя?

– Послушайте, Егор Петрович, вы меня снова неправильно поняли… Давайте представим, что этого разговора не было, ладно?

– Я Викторович. Очень хочется посмотреть на вас после того, как вы сейчас положите трубку.

И положил сам.

Да, машина заработала. Специфика дел Кряжина такова. Сложность их столь высока, а важность столь серьезна, что всякий раз, едва Кряжин начинает подходить к цели, силы темные и силы светлые, образуя одну силу, встают перед ним. Причем стоит ли удивляться тому, насколько широка география вмешательства следователя то в права одних, то в интересы других. Однажды Кряжин, расследуя дело об убийстве ректора одного из университетов Московской области, помешал правильному функционированию Федерального агентства по рыболовству. В другой раз, найдя похищенную жену председателя совета директоров крупной финансовой корпорации, чуть не угробил Министерство легкой промышленности. А три года назад, раскрывая серию кровавых проделок маньяка в Северном округе столицы, едва не сорвал пленарное заседание Социал-демократической партии России.

А вот сегодня Кряжин, ведомый темными силами, поставил под угрозу деятельность Высшей квалификационной коллегии судей.

Нет, следователю об этом вовсе не нужно знать. Он еще после кризиса в СДПР отойти не может.

– Найди Гаенко, Иван, – сказал Смагин, прощаясь с советником. – Что-то мне подсказывает, что рыло у него в пуху.

Не выпуская руки начальника, Кряжин внимательно посмотрел ему в глаза. Попытался в них что-то рассмотреть, но, поставленный в тупик, выпустил.

– Рыло у него, Егор Викторович, не в пуху, а в самом настоящем меху. Но предъявить ему что-то я пока не в силах. Однако его ищут Сидельников с Полянским, и это внушает мне некоторый оптимизм.

– И как Полянский? – многозначительно прищурился Смагин.

– Хороший парень. Если в финале не подставит.

Вечером девятого января оба опера поняли, что удача все-таки улыбается им и вовсе не кажется такой недоступной, как все предыдущие дни. Но вряд ли они разглядели бы ее среди похожих на нее фурий безнадежности, если бы не Кряжин.

Они сидели в кафе с тошнотворным названием «Пельмени от Марьи», запивали дары Марьи дешевым холодным компотом и думали о том, сколько еще раз придется выходить в ночь, не имея четкого плана, когда на лишенном стерильности столике вдруг зашевелился и с утробным гулом стал елозить телефон капитана МУРа.

– Это, наверное, Кряжин, – попытался угадать Полянский. – Хочет узнать, где мы находимся.

Угадал капитан ГУВД только наполовину. Звонил действительно советник. Но он не спрашивал, а приказывал. Он велел срочно ехать к метро «Охотный ряд», западнее руин гостиницы «Москва», и посмотреть, нет ли там где автомашины «Вольво» черного цвета, модели S80, или другого авто под управлением управляющего казино «Эсмеральда».

– Опять Харчок? – осторожно осведомился Сидельников. – Иван Дмитриевич, у вас не сложилось впечатление, что он работает и на вас, и на Шульгина? Едва он вам позвонит, мы прибываем и опаздываем.

– Если бы оно сложилось, – отрезал Кряжин, – оно бы присутствовало. Оно у меня отсутствует, значит, не сложилось. Сколько вам езды до гостиничного кладбища?

– Минут десять. Но мы уже выходим.

Уложив мобильный телефон в карман, Кряжин вернулся к трубке городского телефона, которую все время держал в руке:

– Харчиков, у меня сложилось такое впечатление, что ты работаешь и на меня, и на Шульгина. Всякий раз, когда ты позвонишь, мои люди опаздывают на какие-то минуты.

– А вы бы своим людям пропеллеры в жопу повставляли, тогда бы они не опаздывали! – вскипел Рома. – И я вообще ни на кого не работаю! Мне «Феррари» свою жалко! Так случись что, может, и не вспомните на суде…

– Вспомню, Рома, обязательно вспомню. Однако если ты жало какое от меня прячешь, я тебе его вырву, честное благородное. И никакой штатив с противоядиями тебе не поможет.

Слушать горячие заверения Харчика Кряжин не стал. Спустился вниз, включил двигатель «Волги», отправив водителя отдыхать, и вывел машину на Большую Дмитровку. Ему до метро было меньше десяти минут. А потому и приехал на две минуты раньше сыщиков.

Он оказался проворнее капитанов, но не смог опередить время настолько, чтобы стать свидетелем только что состоявшегося разговора. От припаркованного вблизи метро черного «Вольво» отчалила темно-синяя «девятка» и взяла курс вдоль по Тверской.