Луна и солнце Людовика XIV - Кондратий Биркин

Итак, мы полагаем возможным заключить, основываясь исключительно на научном анализе и не приводя других доводов, которым здесь же место, что представленный г-жом Башле камень никоим образом же связан с громом, что он совсем не падал с неба, что он же был также сформирован из минералов, образовавших сплав вследствие удара молнии, как можно было бы предположить; камень этот являет собой одну из разновидностей пирита, в котором нет ничего особенного, кроме печеночного запаха, возникающего при растворении в морской кислоте; такое явление действительно не происходит при растворении обыкновенных пиритов. Самым правдоподобным объяснением, которое наилучшим образом согласуется с законами физики, с приведенными г-ном аббатом Башле фактами и с нашими собственными опытами, кажется нам следующее: в камень, вероятно, присыпанный слоем земли или травой, ударила молния, о которой стали упоминать именно в связи с этим обстоятельством; поверхность камня частично расплавилась под воздействием сильного тепла, но оно оказалось недостаточно продолжительным, чтобы проникнуть внутрь, и поэтому камень не подвергся деформации».

И Камиль Фламмарион заключает: «Этот доклад Лавуазье Академии наук вызывает вполне определенные ассоциации с теми исследованиями, о которых мы говорим. Очевидцы видели собственными глазами, как упал с неба камень; это произошло при свете дня, 13 сентября 1768 года, посреди ровного поля; они подобрали камень, и вот он здесь; его изучают и приходят к выводу… что он с неба не падал! Предубеждение мешает признать истину. Поскольку народные представления о связи этих камней с молнией являются ложными, не возникает даже мысли пересмотреть теорию и допустить хоть на миг, что объяснение может быть другим. Свидетельство отвергается напрочь, и в наши дни по-прежнему благоденствует школа любителей парадокса, по мнению которых, очевидцам доверять нельзя».

Сходная научная. бесчестность привела к тому. что некоторые современные популяризаторы объявили ван Гельмонта и Гельвеция алхимиками, поскольку свидетельства их невозможно опровергнуть. Впрочем, не стоит больше останавливаться на этих софистических уловках, отживших свое время: трансмутация металлов существует, и этот факт никакому сомнению не подлежит.

С другой стороны, весьма знаменательно, что в качестве яркого примера ненаучного мышления Камиль Фламмарион вывел именно Лавуазье, человека, который произвел революцию в химии и отбросил герметическое искусство в сферу средневековых предрассудков. Каким образом он это сделал? Да почти так же, как в случае с камнем, упавшим с неба. Он взял за основу гипотезу Лемери (да, да, того самого Лемери, на авторитет которого он ссылается в своем докладе Академии) о простых веществах и превратил ее в догму, в непреложный химический закон: «Простое тело нельзя разложить никакими известными на сегодняшний день способа-ми». Стало быть, как аббат Башле не мог увидеть упавший с неба камень, ибо небесных камней не существует, так и трансмутация металлов невозможна, поскольку металлы являются простыми не-разложимыми телами. Утверждение категорическое, но столь же категоричен был Арнальдо де Виланова, когда в трактате «Путь Пути» («Chemin du Chemin») писал следующее: «Каждая вещь составлена из элементов, на которые ее можно разложить. Приведем пример несомненный и легкий для понимания: под воздействием тепла лед превращается в воду, значит, это вода. Между тем все металлы превращаются в ртуть; значит, ртуть является исходной материей всех металлов. Далее я объясню, каким способом производится эта трансмутация, дабы опровергнуть мнение тех, кто утверждает, будто форма металлов изменению не подлежит. Они были бы правы, если бы нельзя было превратить металлы в их исходную материю, но я покажу, что такое превращение металлов в исходную материю совершить легко, а следовательно, трансмутацмя является возможной и достижимой». Современная наука признала ошибку Лавуазье, но не согласилась и с мнением мэтра Арнальдо, и прочих адептов. Подобно химику XVIII века, она не желает допустить существование параллельной науки с другими законами, которые поэтому остаются для нее непостижимыми. Современные химики радикально пересмотрели воззрения Лавуазье, но сохранили в неприкосновенности его догмат о невозможности трансмутации металлов алхимическими средствами; однако мы знаем, что подобная трансмутация происходила прежде и происходит сейчас. И я абсолютно уверен, что в один прекрасный и, вероятно, недалекий день реальность алхимии будет признана официальной наукой, как это случилось с небесными камнями, существование которых Лавуазье отрицал, хотя ныне это является общепризнанным фактом.

В своей книге я хотел, прежде всего, осветить практические и осязаемые стороны алхимии, чтобы доказать ее материальную реальность. Ибо многие писатели, которые изучали герметические тексты и пришли к справедливому заключению, что трансмутация металлов не была достойной адепта целью, сделали отсюда вывод, будто алхимик стремился только к духовному совершенству и через магистерию символических описывал этапы своих исканий на пути, где человеческое тело является одновременно и первичной материей, и атанором Деяния. Они придумали и соответствующее название – «духовная алхимия»; подобное искажение смысла стало возможным вследствие невнимательного изучения текстов. Достигнув первого уровня понимания и осознав, что герметический философ не был простым добытчиком золота, они не смогли подняться на второй уровень, где им открылся бы истинный смысл Великого Деяния.

Тем не менее мы не должны пренебрегать и символическим аспектом гермегических текстов и опытов. Эта проблема требует пристального внимания, но в рамки настоящего исследования она не укладывается. Отмечу только, что описание каждой стадии магистерии может быть осмыслено на нескольких уровнях: во-первых, это практическая реализация камня; во-вторых, взаимовлияние опыта и человека, производящего опыт; в-третьих, роль адепта в гармоническом развитии Великого Деяния. Например, в том отрывке, где Силиани описывает операции Второго Деяния, мы прочли, чью материю следует пропитывать астральным духом, а философским синонимом последнего служит молоко Богородицы. Из этого следует, что в плане материальном первичную материю действительно нужно пропитывать указанным солевым раствором; однако мы не должны забывать, что на другом уровне молоко Богородицы символизирует Деву Марию, мать Иисуса Христа[85]и, следовательно, адепт должен пребывать в состоянии благодати, наконец – и это уже третий уровень – в перспективе Великого Деяния это указывает на момент, когда божественное вмешательство становятся необходимым, чтобы перевести происходящие в философском яйце процессы из сферы химии в область алхимии.

Имеется и множество других проблем, которые могли бы стать сюжетом этой книги, причем некоторые из них являются столь таинственными, что о них обычно говорят лишь намеками – либо в силу недостаточной информированности, либо из опасения сделать достоянием публики факты, способные серьезно повлиять на экономику и политику. К примеру, в министерстве промышленности и торговли есть отдел, который изучает состояние мирового рынка золота. И один из его сотрудников как-то рассказал одному из моих друзей, что две страны продают необычно большое количество золото, значительно превосходящее по качеству металл, который они могли извлечь из своих недр или из банковских сейфов… С другой стороны, хоть мы и не собираемся возрождать легенду о Девяти правителях, втайне управляющих миром, следует считаться с постоянно возникающими слухами, а порой и утечкой информации о том, что существует некая небольшая группа бессмертных, которые будто бы живут среди нас и неприметно руководят обществом. Помимо прочих качеств эти люди, говорят, обладают способностью перемещаться во времени. Один мой знакомый однажды явился без предупреждения к своему другу-алхимику – из числа подлинных алхимиков, живущих и работающих скрытно от всех, – и застал его за разговором с человеком в одеянии XVII века. Чрезвычайно смущенный, алхимик выпроводил нежданного гостя, с которым был, однако, в самых тесных отношениях; поступил бы он так, если бы его собеседник вырядился в старомодный костюм лишь затем, чтобы пойти на бал-маскарад (впрочем, в полдень это все равно выглядело бы крайне странно)? Обо всем этом и многом другом я больше не скажу ни слова – по очень простой причине: у меня нет никаких надежных сведений на сей счет.