Гарольд Храбрый - Борис Финкельштейн

— А ополчение? — закричали таны.

— Теперь не до ополчения! Надо спешить, пока не высадился Вильгельм. Нельзя позволить врагам объединить силы. Будем бить их по одному! Вы согласны со мной, саксы?

— Да!

— Тогда поднимайте дружины! На рассвете выступаем!

Приближённые гурьбой двинулись к выходу, лишь Гюрт, Леофвайн и старый Алфвиг задержались. Король побеседовал с ними, затем отпустив родственников, направился в покои матери.

Старая датчанка встретила сына с суровой невозмутимостью, словно провожала его на охоту, а не на войну. Гарольд получил благословение, поцеловал её руку и собрался было уходить, как вдруг с шумом распахнулась дверь и в комнату влетела запыхавшаяся Айя.

— Вы идёте на войну, папочка? — взволнованно спросила она.

— Да, дочь моя.

Девочка приблизилась к отцу и протянула ладанку.

— Возьмите эту ладанку. И повесьте на шею, — просительным тоном произнесла она.

— Ты же знаешь, дитя моё, что я не суеверен, — пожал плечами король.

— Я прошу вас! — не отставала дочь.

— Возьми ладанку, Гарольд! Порадуй ребёнка! — поддержала внучку Гита.

Король нагнул голову, дав дочери надеть ладанку ему на шею. Он засунул её за ворот и с усмешкой спросил:

— Теперь ты довольна?

— Да! — Айя отчаянно старалась оставаться спокойной, однако силы покинули её. Губки девочки задрожали, глаза заблестели, и она, рыдая, бросилась к отцу. Гарольд прижал её к груди и ласково произнёс:

— Успокойся, дитя моё. Что это ты так расстроилась?

— Берегите себя, — глотая слёзы, прошептала девочка. — Если с вами что-нибудь случится, я этого не переживу!

— Вот увидишь, малышка, всё кончится хорошо, — утешал её Гарольд. — Я быстро разделаюсь с викингами и тотчас вернусь обратно.

Айя отстранилась, заглянула ему в глаза и с дрожью в голосе спросила:

— Вы будете беречь себя? Вы обещаете мне?

— Конечно, дитя моё, — кивнул Гарольд. — Ведь я король. Моё дело стоять позади войска и отдавать распоряжения, так что моя жизнь не будет подвергаться опасности.

Айя шмыгнула носом, утёрла глаза и несколько приободрилась.

— К тому же со мной будут Гюрт, Леофвайн и другие славные воины. А также твой любимый Рагнар! — продолжал успокаивать дочь Гарольд. — Рядом с ними мне нечего опасаться. А тут ещё твоя волшебная ладанка, — добродушно усмехнулся он.

— Напрасно смеётесь! — назидательно произнесла девочка. — В этой ладанке заключена могучая сила!

— Никто в этом и не сомневается, — улыбнулся Гарольд. — То-то она оттянула мне шею.

— Ну вот опять! — Айя обиделась.

Король крепко поцеловал дочь, передал её бабушке и двинулся к двери. Однако не успел он дойти до неё, как за его спиной прозвучало:

— Гарольд!

Графиня, неожиданно для самой себя, остановила сына.

— Что, матушка?

— Если сможешь, сохрани жизнь брату... — тихо попросила старая Гита.

— Постараюсь, — кивнул Гарольд и вышел из комнаты.

* * *

Король обсудил с городскими старейшинами и представителями духовенства неотложные дела, наскоро попрощался с женой и в сопровождении Рагнара покинул дворец. Они перебрались через Темзу, вскочили в сёдла и стремительно понеслись по кривым улочкам предместья. Целью их путешествия был знакомый монастырь, до него добрались довольно быстро.

На сей раз Гарольд не стал подыматься на холм, он въехал в ограду, спрыгнул с седла и подошёл к воротам. Постояв подле них в нерешительности, он сделал глубокий вдох и громко постучал. В воротах открылось небольшое оконце, немолодая монахиня выглянула и недовольно спросила:

— Кто нарушает наш покой в столь позднее время?

— Король! — прозвучало в ответ.

За воротами поднялась суета, через несколько минут они отворились. Гарольд миновал растерянную привратницу и вступил во двор монастыря. Не успел он приблизиться ко входу во внутренние покои, как на пороге появилась другая монахиня. Среднего роста, стройная и ясноглазая, она всем своим видом являла достоинство. И вместе с тем что-то девичье было в её фигуре. То была Эдита.

«Будто ждала!» — пронеслось в голове Гарольда.

Узнав возлюбленного, Эдита бросилась к нему, пала на колени и прижала к губам его руку. Гарольд бережно поднял женщину и молча взглянул ей в глаза. Ни тени упрёка не было в них, как и в лучшие времена, они светились нежностью и любовью.

На пороге показалась мать-настоятельница. Оценив ситуацию, она с поклоном пригласила короля войти внутрь. Тем временем Рагнар привязал лошадей к ограде, уселся на придорожный камень, положил меч на колени и стал смотреть на луну.

Через полчаса король покинул монастырь, Эдита проводила его до ворот. Он поднялся в седло и хотел было что-то сказать, но женщина прижалась лицом к его ноге и глухо зарыдала.

Гарольд побледнел и на мгновение закрыл глаза. С трудом взяв себя в руки, он собрался было пришпорить коня, и в этот миг Эдита с немой мольбой подняла глаза. Такая тоска читалась в них, что Гарольд не выдержал. Спрыгнув с седла, он стал целовать её мокрые от слёз щёки — она целовала его. Им было удивительно хорошо и нестерпимо больно. Они обнимали друг друга, и никакая сила в мире не могла заставить их расстаться.

Рагнар стоял рядом — огромный, могучий, растерянный. На его глазах страдали боготворимые люди — и он ничем не мог помочь. Ничем. Единственное, что Он смог сделать, это отойти в тень, опустить голову и до синевы в пальцах сжать рукоять меча...

Холод опустился с небес, ночной ветер стал раскачивать верхушки деревьев, но влюблённые ничего не замечали. Казалось, они могли стоять так целую вечность.

Рагнар поднял голову, разомкнул пересохшие губы и глухо произнёс:

— Пора, государь.

* * *

На рассвете король прибыл к войскам. В его распоряжении были гвардия, лондонское ополчение, дружины Гюрта и Леофвайна, а также хускерлы знатных саксонских танов. Он поднял людей и ускоренным маршем повёл их на север. Всё тяжёлое было погружено на лошадей. Люди шли налегке, и Гарольд по своему обыкновению почти не делал остановок. Благодаря этому войско двигалось с необычайной быстротой, прошло всего около недели, и оно вступило в Нортумбрию. Когда до Йорка осталось несколько часов пути, король сделал у Тадкастера привал, чтобы дать людям восстановить силы.

Пока воины приводили себя в порядок и подкреплялись, Гарольд вышел за пределы лагеря и присел на пенёк у небольшого пруда. Вечер был тёплым и ясным. Лёгкий ветерок поднимал рябь на поверхности воды, лучи солнца, отражаясь в ней, искрились и переливались, словно тысячи бриллиантов.