ГЗ. Жизнь и смерть в главном заповеднике российских студентов - Александр Ермак

– Я журналист. Работаю над статьей о новом поколении математиков. Познакомился, вот, с Антоном Макаровым. Я в математике не очень разбираюсь, но, по-моему, это очень интересный молодой человек. Он, как в учебе, успевает? Что вы вообще о нем думаете? Насколько он талантлив?

Декан, совершенно не раздумывая, меня заверил:

– Антон Макаров – как не знать, – мальчик способный. Без сомнения…

Я кивнул:

– Значит, я в нем не ошибся. Но знаете, почему еще решил к вам зайти. Мне показалось, что как-то он странно себя ведет, необычно, что ли. Он здоров?

Декан улыбнулся:

– У нас, знаете ли, здесь в университете все немного необычно себя ведут. Все в каком-то смысле нездоровы, все болеют, страдают наукой. И особенно этим выделяется мехмат. Наши мальчики и девочки – очень талантливые люди, и они часто отличаются от обычных людей в своем поведении.

Я искренне удивился:

– Необычное поведение, действительно, им присуще?

Декан продолжал улыбаться:

– Как вам объяснить… Ну, давайте возьмем даже не наших, еще только формирующихся молодых людей, а уже известных ученых. Вы знаете, был такой математик профессор Даррен Кроуди – очень рассеянный по жизни человек. Так вот он однажды задремал во время лекции по динамическим завихрениям и… неожиданно нашел универсальное решение теоремы Шварца-Кристоффеля.

– Теоремы Шварца-Кристоффеля, – повторил я.

– Да, – кивнул декан, – той самой, над которой все математики мира бились аж 140 лет. Но теперь вот, благодаря рассеянности Кроуди, можно рассчитывать объекты неоднородной структуры или содержащие отверстия – движение воздуха возле крыльев и бортов, распространение вирусов и бактерий, ну и так далее.

– Надо же, – покачал я головой. – Рассеянный математик…

– Да, – поднял указательный палец декан. – Можно вспомнить также и другого известного математика Джона Нэша. О нем даже фильм сняли, может быть видели, «Игры разума». Так вот, он на протяжении всей жизни боролся со своим безумием и… параллельно делал гениальные открытия.

Фильм я этот еще не видел, но впечатлился:

– Гениальный безумец?

– Именно, – потряс пальцем декан. – И таких примеров в науке, в математике достаточно много.

Я, подумав, спросил:

– И у нас в стране есть математики, так скажем, нестандартного поведения?

Декан удивился:

– А почему нет? Вот совсем недавно российский математик Григорий Перельман доказал гипотезу Пуанкаре.

– Извините, а что это за гипотеза?

– Ну, она касается геометрии многомерных пространств и, следовательно, формы Вселенной… Так вот он ее доказал, и другой бы плясал на его месте, пользовался всемирной славой, купался, так сказать, в ней. А что сделал Перельман?

– А что сделал Перельман?

Декан стукнул уже опущенным указательным пальцем о стол:

– А Перельман поместил рукописи, понимаете, в открытом онлайн-архиве исследований. В открытом!

– Да уж…

– И это не все, – продолжал декан. – В 2006 году Перельману присудили Филдсовскую премию – это такой аналог Нобелевской премии для математиков, – так он от нее отказался.

– Да, – согласился я, – поведение достаточно необычное…

Подумал о Макарове. Тот бы уж не отказался. Антон бы действительно плясал и пользовался славой, купался в ней.

Из любопытства я уточнил:

– А премии у математиков большие?

Декан кивнул:

– Некоторые достаточно большие. Так институт Клэя обещает миллион долларов за решение гипотезы Римана, связанной с распределением простых чисел. Столько же дают за проблему Кука, имеющую важное значение для криптографии и теории алгоритмов. Есть еще и другие очень специальные математические задачи.

У меня из головы не выходил Антон:

– А теорема Макарова?

Декан усмехнулся:

– Таковой пока в перечне нет. Да и вообще ее наличие признает на сегодня лишь один единственный человек.

Я догадался:

– Сам Макаров?

Декан кивнул и снова поднял указательный палец:

– Да, но это не значит, что теорема Макарова не может иметь места быть. У нас здесь все возможно, все может быть. Но только вся штука в том, что нужны доказательства. Пока у Макарова одни гипотезы, догадки. По крайней мере до сих пор я никаких решений по его проблеме не видел. Его научный руководитель тоже. И вообще, насколько я помню, он сейчас у нас временно как бы без научного руководителя. Кстати, – он пометил что-то в бумагах, – надо этот вопрос решить в ближайшее время. Аспирант без научного руководителя – это непорядок…

Я снова с любопытством посмотрел на странный механизм, который заметил на столе декана, войдя в его кабинет.

– Это не игрушка, – перехватил мой взгляд декан. – Это очень серьезная вещь – модель машины, которая будет летать на основе принципиально новых математических решений. Мне ее один из наших аспирантов подарил. Великое будущее у этой машины. Поверьте, великое…

Я вспомнил соседа Антона:

– Это случайно не летающая тарелочка Таирова?

Декан подтвердил, не удивляясь – раз знаю Макарова, то, наверное, знаком и с его соседом:

– Она самая. Эта машинка понесет науку и все человечество дальше в будущее. Она поднимается и садится с любого объекта, летит в любом направлении на весьма экономичном топливе.

– Вы сказали, что она будет летать на основе принципиально новых математических подходов?

– Да, – декан взял в руки машинку. – Здесь в основе движения заложено несколько прорывных решений. До них пока никто в мире не дошел. А у нас вот получилось.

– У вас, наверное, действительно одни таланты учатся? – спросил я, улыбнувшись.

Декан же посмотрел на меня предельно серьезно:

– А в МГУ других не принимают. Университет – это особый вуз, это особый мир. Университет не учит, университет дает возможность учиться. Это дом для избранных, для людей, отличных от других, для людей, стремящихся к знаниям, к открытиям несмотря ни на что – ни на бюрократические препоны, ни на бытовые неурядицы, ни на непонимание других. Там, где обычный человек остановится, наш пойдет дальше. Университетские питомцы, с точки зрения обывателей, инакомыслящие. Они действительно думают не как все, выходят за рамки привычного и очевидного, и тем толкают науку, человечество вперед. И оно, человечество, должно быть благодарно этим талантливым инакомыслящими. Да, они часто чересчур самолюбивы, амбициозны, вспыльчивы, неуживчивы, но они чертовски талантливы. Они несут в себе новое, лучшее. И Университет должен уметь находить и охранять их, помогать им в их инакомысленных начинаниях. Поэтому и учатся у нас такие ребята, как Юра Таиров, как Антон Макаров. Кто знает, может быть, мы ничего не понимаем, а Макаров единственный, кто разобрался. Может быть, Антон абсолютно прав…