Египетский манускрипт - Борис Батыршин

– Так ты решила эту затею забросить, Оль? – наконец-то Веронике удалось вклиниться в непрекращающийся словесный поток. – А как же наши? Бригаде деньги нужны: Генка вон психует, а Дрон – того гляди, грабить на ту сторону двинет.

– А пусть делают что хотят, – легкомысленно отмахнулась Ольга. – Я что ему – нанялась? И вообще – нормально надо с девушкой себя вести, а не давить, как будто имеешь право, я еще…

– Погоди-погоди, – Вероника изо всех сил старалась не дать разговору вновь превратиться в монолог. – Так ты что, ни одному магазину… модистке то есть, ничего так всучить и не смогла?

– Ну что ты, Вер, не такая уж я дура! Мадам Клод взяла в итоге сорок комплектов и сотню упаковок чулок! И в «Готовом платье из Парижа», что в доме братьев Третьяковых, взяли, и в лавочке на углу, которую немец Крафт держит. Только теперь это копейничание мне незачем, у меня будущий муж – дворянин, неприлично все же…

Когда Вероника наконец сумела закруглить разговор, перед ней на бумажке красовались адреса всех модисток, которые согласились брать у Ольги товар. Изучив его, Вероника задумалась. Это, конечно, подспорье финансовым делам Бригады… но в ее воображении рождались иные, куда более смелые планы. Если бы только она смогла заняться этим вопросом вплотную… Впрочем, все еще впереди, не так ли?

Из путевых заметок О. И. Семенова

Редкое побережье изменилось за эти 130 лет так сильно, как аравийский берег Персидского залива. Хотя, пожалуй, побережье Японии в районе Токийского мегаполиса тоже произвело бы на японца, родившегося в девятнадцатом веке, неизгладимое впечатление…

Мне не случилось побывать ни в Абу-Даби, ни в Дубае – никогда не тянуло на модные арабские и египетские курорты. Но, как и всякий человек своего века, я, конечно, не раз видел телевизионные картинки и панорамные фотографии с видами грандиозных, футуристического облика городов, возведенных в песках. И тем более удивляли меня однообразные, пустынные берега, тянувшиеся по правому борту нашей «Калиопы». Словарь Брокгауза и Ефрона, к которому Иван взял моду обращаться при каждом удобном случае, дает следующую характеристику здешним местам:

…Узкая и низменная полоса земли, заключенная между горами и морем, носит местное название «Гермзир», т. е. горячая страна – название вполне заслуженное, так как вся эта местность лишена орошения, летом совершенно бездождна и действительно принадлежит к наиболее жарким странам земного шара. По берегу расположено несколько небольших портовых местечек, исключительно населенных арабами. (…)

Берег вообще очень негостеприимен; здесь не существует ни одной хорошей стоянки для больших судов. (…)

На аравийском берегу Персидского залива – лишь редкие деревни, много заброшенных городков. Берега П. залива довольно бесплодны…

Что тут добавить? Разве что несколько слов об ужасном климате, который чрезвычайно трудно переносится европейцами. Тяжесть летней жары усиливается большой влажностью воздуха и пылью, поднимаемой любым ветром. В иной день береговые ветры, дующие со стороны Аравии, укрывают море пеленой серо-желтой мелкой песчаной мути; спасения от нее нет, не помогают даже свежие морские бризы, дующие здесь с завидной регулярностью.

Несмотря на это, вдоль аравийского берега все море – в серых и коричневых лоскутьях парусов; каботаж по обоим берегам залива целиком в руках арабов; персы же, нация совершенно не морская, к мореходству равнодушны.

Движение пароходов в заливе довольно оживленное, особенно после открытия Суэцкого канала; кроме грузовых пароходов еженедельно есть и почтовый, между Бомбеем и Бассорой. Пакетботы регулярно ходят и на запад, в обход Аравии, в Суэц. На линии этой работают и суда северогерманского Ллойда, к числу которых и принадлежит наша «Калиопа».

В Адене, где мы стояли сутки с лишним, пароход непрерывно осаждали лодчонки местных торговцев. Особенно много предлагали жемчуга – как россыпью, так и в виде нехитрых местных изделий. Персидский залив вообще славится жемчужными промыслами; большая часть улова идет оттуда в Индию, но немалое количество попадает и в Аден, и дальше – в Аравию, Занзибар, Левант, Египет, ну и, разумеется, в Европу. Ловля производится вполне примитивно; ловцы ныряют на большую глубину, подвергаясь опасности от акул, жертвой которых ежегодно становится десятка два ныряльщиков.

Пожалуй, имеет смысл вернуться немного назад. В порту Басры мы встали перед необходимостью выбирать: можно было прибегнуть к услугам английской пароходной компании, обслуживающей линию до Бомбея; тогда пришлось бы возвращаться в родные пенаты через Персию. Также к нашим услугам был колесный пакетбот «Калиопа», принадлежащий северогерманскому Ллойду; он ходил по регулярному маршруту Басра – Аден – Суэц – Порт-Саид – Александрия, затрачивая в один конец одиннадцать суток. Поразмыслив, мы выбрали этот путь, хотя он и сулил некоторые опасности: в конце концов, от Александрии рукой подать до Сирии и Палестины, где нас, возможно, еще разыскивали какие-то негодяи. Однако же перспектива возвращения в Россию через бакинскую таможню тоже сулила проблемы: в свое время, составляя легенду о нашем появлении в России, я указал, что границу империи мы с сыном пересекли именно в Баку. Отметки об этом и сейчас имелись в паспортах; и попадись они на глаза таможенным чинам – неудобные вопросы гарантированы.

К тому же в Александрии у нас был интерес иного рода – именно там закончился земной путь египетского ученого, автора маалюльского манускрипта. И там же до сих пор хранился ковчег, вывезенный некогда из Сирии. А потому мы выбрали германский пакетбот, тем более что герр Вентцель взялся составить нам общество: после мятежа в Басре немецкая строительная компания временно сворачивала работы и эвакуировала европейский персонал. Директор местного филиала компании «Крафтмейстер и сыновья» пока оставался в Басре – на его плечи легли хлопоты по вывозу людей и заботы об уцелевшем оборудовании. А на герра Вентцеля легла доставка в Европу бесценной документации из тех самых несгораемых шкафов, что пытались вывезти на шушпанцере. Шкафы вместе с обломками бронепоезда раскидало по половине Басры, а вот бумаги вытащить удалось – без них герр Штайнмайер вовсе никуда бы не ушел.

Заодно директор попросил Вентцеля доставить в Штеттин свою дочь, четырнадцатилетнюю Грету – ту самую барышню, что бесстрашно отстреливалась вместе с нами от обезумевших.

«Калиопа» ушла из Басры вечером того же дня. Не могу передать, какое мы испытали облегчение, когда негостеприимный город скрылся наконец в береговой дымке, – мы-то знали, что марево это пахнет гарью сожженных кварталов, кровью и порохом. Ванька ходил смурной: после того как мы с Антипом успокоили его после жуткой истерики, приключившейся в порту, он часто пристраивался где-нибудь в уголке и сидел, глядя прямо перед собой. Губы его шевелились; время от времени мальчик сжимал кулаки и принимался ходить взад-вперед. От людей, особенно немецких пассажиров «Калиопы», Иван шарахался; на Курта же смотрел с откровенной неприязнью. Продолжалось это дня три, пока пакетбот находился в Персидском заливе, – за это время я не раз пытался завести разговор о местах, мимо которых мы проплывали. Бесполезно – сын, обычно живо отзывавшийся на все, что происходит вокруг, совершенно замкнулся в себе. Я уже всерьез за него забеспокоился, однако после стоянки в Адене, после набережной эспланады, кофе на террасе в английском колониальном квартале в компании миловидной Греты Ванька стал понемногу оттаивать. К концу прогулки он живо беседовал с девочкой на невообразимой смеси английских и русских слов и украдкой щелкал фотоаппаратом. Кстати, фотоотчет о нашей экспедиции давно перевалил за отметку в тысячу кадров и продолжал стремительно расти; что касается видеороликов, то некоторые из них, попади они в Ютуб, смогли бы взорвать Интернет. Иван ухитрялся снимать даже в Басре, во время прорыва в порт. Я имел с ним на эту тему строгий разговор, но, кажется, ничего не добился – Иван заявил, что сейчас можно хоть интервью с марсианином выложить, все равно никто не поверит, – наберешь кучу лайков, и все. Остается надеяться, что эти грозные события отбили у моего сына охоту к интернет-хулиганству.