Бастард. Рыцарь-маг - Игорь Ковальчук

Направить коней на копья можно с трудом, животные чувствуют, где им грозит гибель. Но даже если бы и удалось заставить их, разогнаться в коротком коридоре от ворот до вставшей стеной пехоты было невозможно. Но даже если бы удалось и это, стоящая насмерть пехота способна сдержать атаку любого конного отряда. А пехотинцы, хоть и прикрывались маленькими круглыми щитами не крупнее щитов конных рыцарей и выставляли перед собой довольно короткие копья, стояли насмерть.

— Черт побери! — воскликнул один из рыцарей, и по шлему Дик узнал короля Ричарда. — Черт побери!

Молодой рыцарь поморщился: со времен своего «знакомства» с Далханом Рэил он с суеверным ужасом воспринимал чертыхание — ему все казалось, что, когда кто-нибудь при нем в очередной раз помянет отродье преисподней, из-за ближайшего камня тут же выглянет черная рогатая голова и застучат копытца. Но указывать королю Английскому, что ему говорить, а что нет, — дело бессмысленное и даже опасное.

Разозленный Ричард стащил шлем, едва не потеряв. Держащийся рядом Монтгомери тут же прикрыл его своим щитом и посмотрел так укоризненно, что король Английский опомнился, снова надел подшлемник. Шлем, правда, продолжал держать в руках.

— Уэбо! — сердито окликнул он. — Герефорд!

— Да, ваше величество?

— Уэбо, я велел тебе взять город. Какого черта...

— Государь, простите, но вы велели мне взять ворота. Я их взял.

— Но я теперь, черт побери, ни на шаг не могу продвинуться в город!

— Государь, — решительно продолжил Дик, — иначе и не бывает при взятии городов. Захватить ворота — это лишь часть дела. Потом обычно следуют затяжные бои в самом городе.

— Думаешь, можешь учить меня, как следует брать города? — Раздраженный король обвел взглядом своих рыцарей.

Они не хотели ввязываться в затяжные бои. Схватки на улицах — это не то, о чем мечтают рыцари, особенно если речь идет о восточных городах, где улочки настолько узки, что на них не развернуться, где глухие стены и в любой миг с крыши на голову может свалиться что-нибудь тяжелое. Те рыцари, которые от отцов и дедов что-то слышали о прежних походах в Святую землю, знали, что в сарацинских домах крыши — место, где проводят все вечера, где частенько живут; могут оказаться и тяжелые скамьи, и ларцы, и сундуки — словом, найдется что кинуть. И свернуть рыцарю шею.

Ричард за свою жизнь брал немало городов и крепостей и понимал, что Герефорд прав. Он видел, что молодой рыцарь сделал все, что ему было велено, но большего он не может. И знал, на что намекает его любимец. Разумеется, на то, что Акру не следует брать измором, ее нужно «оттяпать» у султана путем переговоров. Притом что такая возможность у него есть. Если, конечно, не предъявлять запредельных требований.

Плантагенет зло ударил кулаком по луке седла и скомандовал:

— Отступаем!

И рыцари повернули коней. Вслед за конниками побежали пехотинцы, на бегу засовывая мечи в ножны и закидывая за спину щиты. За их спинами сарацины впятером поволокли тяжеленный брус и с грохотом захлопнули ворота.

Вечером в лагере франков отпевали Гуго де Галарра, графа де Шалона, маршала Франции, который погиб в последнем бою. Он был у восточных ворот, где прекрасно сработанный таран показал все, на что способен, и разбил ворота в щепки. Французы ринулись в город, но, когда первый же сарацин, встретившийся с Гуго де Шалоном, почти снес ему голову с плеч, отступили, унося тело знатного сеньора. Роберт Лестер, оставшись без поддержки французских войск, приказал оттащить таран, и все вернулись в лагерь. Акра, обессиленная, но устоявшая на этот раз, получила полдня на то, чтобы восстановить восточные ворота.

Посланнику султана Саладина, отправленному в лагерь франков сразу же, как только войска вернулись с поля боя, пришлось ждать, пока священник прочтет отходную и отслужит. Дик, истово молясь, придерживал за руку Трагерна, которому пришлось встать рядом со своим другом, чтоб не вызывать удивления: отчего это юный оруженосец не присутствует на мессе, на которой присутствуют все? Ученик Гвальхира терпел изо всех сил, но хмурое выражение лица и нервная дрожь в руках бросалась в глаза всем, кто стоял поблизости. Поэтому Герефорд и придерживал Трагерна за руку — чтоб не сбежал.

Король Ричард стоял на почетном месте, рядом с переносным алтарем, и нетерпеливо притоптывал ногой, пока священник, медлительный и величавый, читал положенный канон. Когда же появились потир и дароносица, Плантагенет развернулся и ушел. На него косились, но потихоньку, исподволь. А Дик, проводив его взглядом, невольно припомнил все то, что рассказывали о матери Ричарда Альенор Аквитанской, которая, по слухам, не достояла до конца ни одной мессы. Все это потому — шептались простолюдины, — что королева попросту демоница и в ней говорит кровь колдуньи Мелюзины, которую Раймон Форезский, тот, что приказал построить замок Лузиньян и стал потому первым графом Лузиньянским, взял в жены.

По преданию, необычная супруга графа Раймона родила ему десятерых детей, двое погибли, не оставив потомства, но от восьми оставшихся потянулись огромные хвосты наследников. Король Англии соединял в себе кровь и энергию трех знатнейших аристократических семей — Аквитанской по матери, Нормандской и Анжуйской по отцу. И в Анжу, и в Аквитании жили дворяне, которые с гордостью заявляли о своем происхождении от таинственной феи Коломбье — красавицы Мелюзины. Гордиться тут, наверное, было нечем, но зато появлялся удобный повод списывать на колдовскую кровь все свои художества. Когда потомка Анжуйской или Аквитанской династии, после того как он сжигал какой-нибудь город или грабил монастырь, слегка журили, он смущенно опускал глаза и объяснял: «Да вот, бес попутал. Кровь — не водица, дает о себе знать...» — и продолжал в том же духе.

После мессы посланник султана был, наконец, допущен пред светлые очи двух королей. Филипп Август, который в последнем бою изрядно натер о седло все, что только можно, и потерял любимый кинжал, чувствовал, что это топтание под стенами Акры надоело ему до тошноты, и готов был заключить мир на любых условиях. Ричард тоже заскучал. Слушая посланца, коверкающего слова французского языка, он прикидывал, что скажет ему, что скажет самому султану, что будет делать вечером и, что неплохо было бы устроить турнир... Мысли его ушли далеко от темы беседы, очнулся он, когда сарацин уже исчерпал запас цветистых фраз и вопросительно уставился на английского короля, которого считал здесь главным.

Плантагенет покосился на Капетинга, Капетинг на Плантагенета, и сообща короли решили, что необходимо начать переговоры.

На время переговоров был объявлен мир, и франки даже согласились позволить Саладину переправить защитникам Акры несколько повозок с продовольствием. Но, поскольку провизия доставлялась в город под бдительным надзором франков, в северные ворота въехало на две повозки меньше, чем было отправлено. Понятное дело — подданным французского и английского королей тоже надо что-то есть.

По случаю перемирия был устроен пир, для солдат выкатили несколько бочонков подкисшего вина, а для знати были разбиты два огромных шатра на полпути между лагерем франков и лагерем сарацин. К обеду ожидали Саладина, но тот прислал эмира сообщить, что не придет, поскольку захворал, и в свою очередь пригласил королей и их приближенных к себе на ужин.