Впусти меня - Йон Айвиде Линдквист

Вот здесь он поставил бы следующий крестик.

Но на сегодня с этим покончено. Ни крестиков, ни ноликов. Ничего.

Папа принялся разливать, и водка с бульканьем полилась из бутылки. Узкий стеклянный конус наполнился прозрачной жидкостью. Рюмка в руке отца казалась такой маленькой и хрупкой. Почти незаметной.

И все равно ей удавалось все испортить. Все.

Оскар скомкал листок с незаконченной партией и бросил его в печку. Отец не протестовал. Они с Янне завели разговор о каком-то общем знакомом, сломавшем ногу. Потом поговорили о других известных им переломах, разлили по новой.

Оскар сидел перед открытой дверцей печи, наблюдая, как вспыхивает и обугливается листок. Потом принес остальные партии и тоже кинул их в огонь.

Папа с Янне взяли рюмки и бутылку и перебрались в большую комнату, папа позвал его «посидеть с ними, поговорить», и Оскар ответил: «Может, позже». Какое-то время посидел, глядя в огонь. Жар ласкал его лицо. Он встал, взял с кухонного стола чистую тетрадь в клеточку, вырвал из нее все страницы и поджег. Когда тетрадь, включая обложку, превратилась в пепел, он принес карандаши и тоже бросил их в печь.

* * *

Было в ночной больнице что-то особенное. Мод Карлберг за стойкой регистрации окинула взглядом почти пустой зал. Кафетерий и киоски были закрыты, лишь несколько посетителей скользили, как призраки, под высоким потолком.

В такой поздний час ей нравилось представлять, что она и только она блюдет покой гигантского здания больницы Дандерюд. Конечно же, это было не так. В случае проблемы ей стоило лишь нажать на кнопку, и в течение трех минут перед ней возникал охранник.

Чтобы скоротать время поздними вечерами, она изобрела одну игру.

Она придумывала профессию, место жительства и приблизительную биографию некоего абстрактного персонажа. Возможно, какую-нибудь болезнь. А потом примеряла все это на первого попавшегося человека. Часто результат оказывался по меньшей мере забавным.

Например, она выдумала пилота, проживающего на Гетгатан с двумя собаками, о которых во время командировок заботилась тайно влюбленная в пилота соседка (ну или сосед). Проблема пилота заключалась в том, что ему или ей мерещились зеленые человечки в красных колпачках, парящие в облаках, когда он / она сидел / сидела за штурвалом.

Дальше оставалось только ждать.

Через какое-то время могла появиться суровая старуха. Женщина-пилот. В свое время слишком увлеклась спиртным в маленьких бутылочках из бортового запаса, допилась до зеленых чертиков, ее уволили. Теперь сидит целыми днями дома с собаками. А сосед все так по ней и страдает.

Так Мод коротала долгие ночные часы.

Иногда она ругала себя за эту игру, мешающую воспринимать людей всерьез. Но ничего с собой поделать не могла. Вот и сейчас — сидела и ждала священника, питающего страсть к ревущим спортивным авто и имеющего склонность подвозить случайных попутчиков в надежде обратить их на путь истинный.

Мужчина или женщина? Молодой или старый? Как может выглядеть такой человек?

Мод положила подбородок на ладони и посмотрела на вход. Что-то маловато сегодня народу. Время посещений было закончено, а новые пациенты с обычными субботними травмами, зачастую имеющими то или иное отношение к алкоголю, поступали в неотложку.

Вертушка дверей закрутилась. Вон он, святоша-автомобилист.

Но нет. Это был один из редких случаев, когда ей приходилось признать свое поражение. В дверях стоял ребенок. Хрупкая маленькая девочка лет десяти-двенадцати. Мод начала было выдумывать цепь событий, которые привели бы к тому, что эта девочка стала бы тем самым священником, но быстро перестала. У девочки был очень несчастный вид.

Девочка подошла к большой схеме больницы с разноцветными обозначениями проходов в то или другое отделение. Мало кто из взрослых мог разобраться в ней, что уж говорить про ребенка?

Мод перегнулась через стойку и тихо окликнула девочку:

— Тебе помочь?

Девочка обернулась, смущенно улыбнулась и двинулась к ней. Волосы ее были влажными, пара не успевших растаять снежинок белели на черных прядях. Она не потупилась, как часто делают дети, попав в незнакомую обстановку, — нет, темные печальные глаза смотрели прямо на Мод все то время, пока девочка приближалась к стойке. В голове Мод промелькнула мысль, четкая, как произнесенные слова:

Нужно ей что-нибудь дать. Что бы ей такое дать?

Впав в ступор, она начала лихорадочно перебирать в голове содержимое своего письменного стола. Карандаш? Надувной шарик?

Девочка встала перед ней, так что над краем стойки торчали лишь голова и шея.

— Извините, я… я ищу своего отца.

— Он пациент больницы?

— Да, вернее, я точно не знаю…

Мод посмотрела на крутящиеся двери, взгляд ее побродил по вестибюлю и остановился на девочке. На ней даже не было куртки. Только черный вязаный свитер, усеянный каплями и снежинками, сверкающими в свете ламп.

— Милая, ты совсем одна? Так поздно?

— Да, я… я только хотела узнать, здесь ли он.

— Ладно, посмотрим… Как его зовут?

— Не знаю.

— Как это — не знаешь?

Девочка потупила взгляд, будто ища что-то на полу. Когда она снова подняла голову, ее большие черные глаза увлажнились, а нижняя губа дрожала.

— Нет, он… Я знаю, что он здесь!

— Деточка, ну что ты…

Мод почувствовала, как в груди что-то вот-вот лопнет, и засуетилась, стараясь помочь делом: она наклонилась, вытащила из нижнего ящика стола рулон бумажных полотенец, оторвала кусок и протянула девочке. Она испытала облегчение оттого, что смогла ей хоть что-то дать — пусть даже кусок бумаги.

Девочка высморкалась и вытерла глаза каким-то очень взрослым жестом.

— Спасибо.

— Я даже не знаю… А что с ним?

— Он… Его арестовала полиция.

— Но тогда, может быть, тебе лучше спросить у них?

— Да, но его держат здесь. Он болен.

— А что у него за болезнь?

— Он… Я знаю только, что он здесь. Где он может быть?

— Наверное, на последнем этаже, но туда нельзя без предварительной договоренности.

— Я только хотела узнать, где его окно, чтобы я могла… Не знаю.

Девочка опять расплакалась. Горло Мод сжалось до боли. Девочка хотела знать, где ее папа, чтобы стоять под окнами больницы… в снегопад… и смотреть на его окно… Мод сглотнула.

— Если хочешь, я могу туда позвонить. Уверена, что тебя пустят…

— Нет, спасибо. Теперь я знаю… Теперь я могу… Спасибо. Спасибо.

Девочка повернулась к ней спиной и направилась к дверям.