Я – Кутюрье. Кристиан Диор и Я. - Кристиан Диор

Итак, мы дошли до коллекции осень – зима 1951–1952 годов, и за пять лет Дом на авеню Монтень сильно изменился.

За нашим маленьким особняком, чьи размеры не позволяли далее развивать предприятие, теперь поднимается новое здание в девять этажей, на каждом этаже – мастерская, а рядом такое же здание, также в девять этажей, но с двумя мастерскими на этаже. Склад готовых товаров первоначально располагался в особняке на улице Франциска I, затем занял один из этих этажей, потом два и в результате был устроен в постройках на крытом дворе, недавно присоединенных к Дому.

Здание по адресу улица Франциска I, 13, было тогда занято Управлением экономического контроля. Нам пришлось постепенно отвоевывать это помещение, от одного пыльного уголка до другого (куда они ссылали своих сотрудников – неведомо). Нам удалось многое занять, но некоторые отделы оказались упорными. Война грозила стать затяжной, но наши мастерицы устроили забастовку протеста, и министр вошел в наше положение, в результате чего последние островки сопротивления сдались без борьбы.

Тогда на втором этаже поместился отдел духов «Кристиан Диор», на третьем – чулки «Кристиан Диор». На четвертом была устроена специальная студия лично для меня, где бы я мог работать над новыми коллекциями. Над нею расположились три этажа с мастерскими, на верхнем этаже все венчали медицинский кабинет и социальные службы. Что же касается прежнего магазинчика в несколько квадратных метров, его буквально разнесли в щепки.

Кристиан Диор дома, 1956

Поднимаясь с годами в высоту, занимая новые здания в Париже, Дом моды «Кристиан Диор» прокладывал себе дорогу через весь мир. С 1948 года Дом открыл филиал в Нью-Йорке, получил лицензии на торговлю в Англии, Канаде, на Кубе, в Австралии, Чили и Мексике. Становилось очевидным, что спокойное маленькое дельце, о котором я мечтал, превращалось в огромное предприятие и грозило проглотить меня самого.

1952 год начинался серьезными событиями. Тяжело опустился «железный занавес», отделив Европу, всех волновали войны в Индокитае и Корее, говорили о пробуждении арабского национализма… Конец эйфории new look, конец безумствам! Новой моде теперь надо сохранять благоразумие. Поэтому для весны и лета я предложил «извилистую» линию, обозначив тем самым, что мода, на этот раз более логичная, представит на смену зимней суровости летнюю гибкость.

Куртки и свитеры стали основой коллекции, палитра колебалась от цвета натуральной шерсти до всех оттенков серого.

Талия, до сих пор подчеркнутая, становится более свободной. Так мы приближались к современной линии «стрела», полной противоположности new look.

В предыдущих двух сезонах я окрестил вечерние платья именами музыкантов, теперь – именами драматургов, по большей части современных. Я и не представлял, какое недоразумение это вызовет в салонах и мастерских.

Утром клиентка объявила, что она поклонница Андре Руссена[170], а вечером сообщила, что после примерки решительно предпочитает Жан-Поля Сартра[171]. Продавщицы жаловались, что Флер не сочетается с Кайаве[172]. Поль Клодель[173] завязывает шарфик на вечернем платье, а Франсуа Мориак[174] предпочитает болеро. Вскоре все стало веселой игрой.

В гримерной одна манекенщица внезапно воскликнула:

– Осторожно! Ты помнешь Мориса Ростана[175]!

Как всегда одетая невестой, Клер представляла Бомарше[176] в память о «Женитьбе Фигаро».

В то время я получил всего одно возмущенное письмо. Один пожилой господин негодовал, как мы могли назвать именем его деда «эти оборочки, этот пустяк, эту ерунду, которая называется платьем». Бог знает, чего мне стоило пополнить список имен и выкопать из глубин словаря, где он почил в бозе, этого предка-академика, ныне почти забытого.

Осенью точность современной техники вдохновила меня на создание силуэта «профиль». Затем, следующей весной, появилась линия «тюльпан», увеличивающая бюст и сглаживающая бедра.

Платья становились все более свободными. Цвета были взяты у импрессионистов и напоминали цветочные луга, столь любимые Ренуаром и Ван Гогом.

Двубортное шерстяное пальто от Кристиана Диора, Париж, 1955. Фото – Жак Рушон. Фонд А. Васильева

В этом году один заокеанский журналист прислал мне вызов на дуэль, обвинив меня в том, что «я обезобразил американскую женщину». По правде говоря, опубликовав рядом две наши фотографии – двух будущих «врагов», – мой противник не столько метил в меня, сколько стремился сделать себе рекламу.

Через полгода я открыл филиал нашего Дома в Каракасе и запустил линии «Эйфелева башня» и «купол», взяв за образец памятники Парижа. Главным образом, я стремился решительно изменить общий облик женщины и оживить силуэт.

Ткань должна держаться на плечах, а талия свободно жить под тканью.

Весной 1954 года я предложил линию «ландыш», вдохновившись цветком, приносящим мне удачу. Силуэт одновременно молодой, гибкий и простой. Особый шик придавал коллекции цвет – «парижская лазурь». Дом моды «Кристиан Диор» достиг сознательного возраста и отпраздновал свою семилетнюю годовщину. К тому времени он уже занимал пять зданий, насчитывал двадцать восемь мастерских, персонал достиг более тысячи человек. Восемь филиалов и шестнадцать дочерних фирм обеспечивали блеск его марки на пяти континентах.