Припарка для целителя - Кэролайн Роу

— Как вы с ним связаны?

— Я познакомился с ним, когда был учеником. Восхищался им, был ослеплен его искусством, ваше преосвященство. То, что он делал, казалось настолько значительным, что я очень захотел уметь то же самое, но, видимо, начал слишком поздно. Я научился у него кое-чему, путешествовал с ним. Потому что у него тогда не было помощника или ученика. Помогал ему собирать травы, старался запомнить их названия и их свойства. Но, думаю, раздражал его своей несообразительностью, и мы расстались. Я вернулся и приехал сюда, потому что один из его знакомых говорил о сеньоре Исааке как о замечательном травнике.

— А зачем вы назвались родственником сеньора Мордехая? — спросил врач.

— Думал, что в таком случае меня лучше примут, сеньор Исаак. Был слишком бестактным и невежественным, чтобы понимать, какая это глупая ложь.

— Когда вы вернулись в Каталонию? — неожиданно спросил Бернат.

— Этой весной, отец, — ответил Лука. — До начала войны. Я знал, что будет война…

— Вы были на Сардинии, — сказал епископ.

— Да, был, ваше преосвященство, — подтвердил Лука. — В Альгеро. Хуан Кристиа сказал, что поедем в Геную, но передумал, и мы поехали в Альгеро.

— Понятно. Откуда вы узнали, что будет война? — спросил Беренгер.

— Это все знали, ваше преосвященство. Делались приготовления, ходили слухи, люди принимали ту или другую сторону. Хуан Кристиа сказал, что при всем при этом я доставляю ему больше хлопот, чем помощи, поэтому я уехал.

— Как вы покинули этот остров? — спросил Беренгер.

— Нашел работу на судне, шедшем в Валенсию, — ответил Лука. — А оттуда шел пешком, находя по пути работу. Встречал интересных людей, и хороших, и плохих, много доброты и великодушия. У меня ушел почти год, чтобы добраться сюда. И вот, посмотрите, где я, — горестно добавил он. — Я не жалуюсь, ваше преосвященство. Господь посылает нам такие испытания за наши грехи, хотя люди и принимают причину за наказание.

— Значит, вы не отравляли сеньора Нарсиса Бельфонта?

— Нет, не отравлял.

— И сеньору Магдалену?

— Не отравлял.

— И не пытались отравить сеньора Мордехая?

— Нет-нет, ваше преосвященство. Все эти люди были добры ко мне, обходились со мной хорошо, как с другом. Как я мог причинить кому-то из них вред? И клянусь, микстура, которую я давал им, была той, приготовлению которой меня научил Хуан Кристиа для облегчения сильной боли и спазмов. Сказал, что это одно из самых действенных лекарств, какие он знает, и оно принесет мне состояние. Всякий раз, готовя эту микстуру, я сперва пробовал ее сам, убеждался, что она не слишком крепкая. Совершить ошибки я не мог, иначе бы умер первым.

— Мальчик опознал вас по голосу, — сказал епископ.

— Какой мальчик, ваше преосвященство?

— Тот, с которым встретились у моста.

— Ваше преосвященство, ребят очень много, и они собираются у мостов. Действительно, кое-кто из них знает меня, но я не понимаю, что вы имеете в виду.

— Мы обсудим это попозже. Пока что все. Ваши показания будут представлены на суде, у вас будет возможность сказать что угодно в свое оправдание или для смягчения приговора, — сказал Беренгер, кивнул, и Луку повели в его камеру в епископской тюрьме.

Едва епископ сел за стопу документов, которые требовалось просмотреть и подписать, как его прервал легкий стук в дверь.

— Бернат, я думал, ты распорядился, чтобы до обеда меня не беспокоили, — сказал он угрожающим тоном.

— Я распорядился, ваше преосвященство, — сказал секретарь. — Минутку, ваше преосвященство. Я разберусь. — Бернат открыл дверь и сказал категоричным, не терпящим возражений тоном: — Его преосвященство беспокоить нельзя.

— Я знаю, что он здесь, и должна его видеть. — Дверь широко раскрылась, и Рехина прошла мимо удивленного францисканца. — Ваше преосвященство, мне нужно минутку поговорить с вами.

— Сеньора Рехина! — удивленно и обеспокоенно сказал Беренгер. — Мальчику хуже?

— Нет, с мальчиком все в порядке. Он очень доволен что разговаривал с таким значительным человеком, как вы, ваше преосвященство. Но скажите, говорил ли Лука что-нибудь, что может помочь… — Она умолкла, чуть не заплакав. Сглотнула. — Это очень важно для моего отца. Он привязался к Луке почти как к сыну, и ему сейчас тяжело.

— Боюсь, сеньора Рехина, что нет. Хотя. Лука по-прежнему утверждает, что не имеет к этим смертям никакого отношения, как ни странно, он как будто бы сдался и смирился со своей судьбой.

— Вы позволите мне увидеться с ним? Я уверена, Лука мог бы сказать вам многое, если б считал, что это поможет. Он не привык говорить о себе.

Тюрьма его преосвященства представляла собой часть нижнего этажа дворца возле кухонь и других служб, отличаясь от них главным образом тем, что между ней и остальной частью здания была толстая дверь с замком. Обычно там не бывало много людей; в течение многих лет ее заключенные представляли собой разношерстное собрание совершивших грех священников, мирян, покусившихся на церковную собственность, и нескольких людей, преступления которых пересекали границу между судами еврейской и христианской общин, потому что евреи сами судили и наказывали своих преступников, как и христиане.

Но кем бы ни были эти заключенные, суда они обычно дожидались один-два дня. Поэтому Лука был в некотором роде исключением. Рехина ожидала, что он будет в оковах, и с удивлением увидела, что он сидит за столом вместе с тюремщиком, между ними стояла прикрытая салфеткой корзинка, и то, и другое было доставлено с ее кухни.

— Сеньора Рехина, — произнес Лука, подскочив и покраснев. — Я не ожидал вас здесь увидеть.

— Его преосвященство разрешил мне прийти, повидаться с вами, — нервозно сказала она, бросив взгляд на дружелюбного вида тюремщика.

— Право, обедать нам еще слишком рано, — сказал тюремщик, тоже встав. — Добрый день, сеньора Рехина. Пойду поищу еще чего-нибудь в добавление к тому, что щедро прислал ваш отец. Вам здесь будет удобнее, — добавил он, — если хотите побыть какое-то время.

Рехина не дышала, пока не услышала лязг запираемого замка.

— Я пришла повидаться с вами, — сказала она.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал Лука. — Не знаю, почему вы сочли, что это нужно. Как видите, благодаря вашему отцу я ни в чем не нуждаюсь, и добрый человек, который охраняет тюрьму, любезно составляет мне компанию.

— Почему вы не спасаете себя? — спросила Рехина. — Почему ничего не говорите, ничего не делаете, только дожидаетесь, когда вас повесят?

На глаза ее навернулись слезы и потекли по щекам. Она раздраженно утерла их платком и взглянула на Луку, безмолвно требуя ответа.

— Рехина, пожалуйста, не плачьте, — сказал он. — Я не могу этого выносить.