Солдат удачи - Михаил Ахманов

Ритм мерцаний кристалла изменился, и над Дартом вдруг сомкнулась тишина. Он уже не слышал, как стучат дождевые капли, как ветер посвистывает и шуршит листвой; только голос Нерис, тихий и монотонный, звучал в его ушах.

– Я помогу тебе раскрыть стену, – промолвила она. – Не знаю, кто к тебе придет, что скажет и что ты увидишь, прошлое или будущее. Обычно являются те, кому мы были дороги при жизни, но ты говорил, что смерть твоих близких прошла стороной… Значит, явятся другие – может быть, враги, которых ты убил, может быть, те, кого ты предал и обрек на гибель… Это станет тяжким испытанием. Готов ли ты к нему?

– Я не боюсь, – шепнул Дарт, еле ворочая заледеневшим языком. – Много грехов у меня на душе, всех не упомнить, но думаю, я никого не предавал. Если бился, то честно и за победу платил собственной кровью.

Вслух ли он произнес последние слова или они прозвучали лишь в сознании? Это осталось неясным, ибо мир вокруг разительно переменился: ткань реальности треснула, поползла, свернулась клочьями, и в разрывах он увидел небо – мрачное, грозное, затянутое серо-багровыми тучами. Но серебристое зарево на востоке и редкие искорки звезд подсказывали, что небо над ним – не то, что нависает над Диском, а земное, и влажный воздух говорил, что тучи здесь уже пролились дождем.

* * *

Была полночь; месяц, озаренный последними отблесками грозы, всходил над Армантьером, ближним городком, и в его тусклом свете маячили темные силуэты домов и высокой ажурной колокольни. Впереди катила воды река, и на другом ее берегу виднелись очертания деревьев, темневших на фоне багровых яростных небес, – они, казалось, создавали подобие сумерек среди ночного мрака. Слева высилась старая заброшенная мельница с крестом неподвижных крыльев, и в ее развалинах то и дело раздавался пронзительный монотонный крик совы. К реке от города вела дорога, и по обе ее стороны выступали из темноты низкие коренастые дубы – точно уродливые тролли, присевшие на корточки и подстерегавшие добычу в этот зловещий час. Время от времени яркая молния озаряла горизонт, змеилась над черными купами деревьев и, подобно чудовищному ятагану, рассекала надвое воду и небо. Вокруг царила тишина; земля была влажной и скользкой после недавнего ливня, и Дарт чувствовал, как влага и холод проникают в него, заставляя дрожать в предчувствии смерти.

Он стоял на коленях на речном берегу, рядом с неуклюжей лодкой. Где-то во тьме прятались темные фигуры в плащах и широкополых шляпах, их было не меньше десятка, и все они были врагами. Безжалостными мстителями! По крайней мере, трое из них! Четвертый, в красном плаще и капюшоне, склонился к нему, связывая руки.

Эти руки поразили Дарта – тонкие, нежные, изящные, с холеной кожей, они не могли принадлежать ему! Руки пленницы, высокородной дамы, но не Констанции… Он помнил ее, эту женщину, – в пеньюаре из полупрозрачного батиста, в чью постель он проник обманом и чуть не напоролся на кинжал. Кажется, она ему являлась – тут, на Диске, в смутном сне, с лицом, искаженным яростью… В тот день, когда их с Нерис атаковали черви…

Едва он это понял, как его сознание раздвоилось: он оставался самим собой и как бы сторонним наблюдателем и в то же время был погруженной в отчаяние пленницей. Страх неотвратимого возмездия терзал ее – страх, ненависть и злоба. Эти чувства кружили голову, туманили разум, и не было сил припомнить ни собственное имя, ни совершенные преступления.

Ее – или его? – губы зашевелились.

– Вы трусы, жалкие убийцы! Вы собрались вдесятером, чтобы убить одну женщину! Берегитесь! Если мне не придут на помощь, то за меня отомстят!

Одна из темных фигур шевельнулась, и Дарт увидел знакомое лицо – мрачное, бледное, с благородными чертами. Затем раздался голос, холодный, как посвист ветра над ледяным морем.

– Вы не женщина, вы не человек, а демон, вырвавшийся из преисподней, и мы заставим вас туда вернуться! Вы – убийца!

– О, добродетельные господа! – Злая ирония звучала в тоне пленницы. – Вы называете меня убийцей? Пусть так! Но если вы прикоснетесь ко мне, вы тоже станете убийцами!

Человек в красном плаще откинул капюшон, ухмыльнулся и погладил свисавший с пояса широкий клинок.

– Палачу дозволено убивать, сударыня! – возразил он. – Палач – не убийца, а лишь последний судья. Nachrichter, как говорят наши соседи немцы.

Пленница – или сам Дарт? – испустила дикий вопль, мрачно и страшно прозвучавший в ночной тишине. Ее губы что-то шептали, кривились в обещании или мольбе, мужчины возражали ей, а руки палача уже подталкивали ее к лодке. Страх и ненависть сменились ужасом; пламя адских костров плясало над рекой, видение было жутким и таким реальным, что Дарт застонал в мучительной тоске.

Или это стонала женщина?

Бледный, с мрачным лицом, промолвил:

– Ну, палач, делай свое дело!

– Охотно, ваша милость, ибо я – добрый католик и убежден, что поступаю по справедливости.

Сильные руки приподняли Дарта, безжалостно сдавили и швырнули в лодку. Он лежал там на дне и в то же время следил за разворачивающейся сценой, видел, как подходит бледный, за ним – еще один из мстителей, слышал сказанное ими – последние слова, что предназначены приговоренному к казни.

Затем раздался его собственный голос:

– Прошу простить меня, сударыня, за то, что я недостойным дворянина обманом вызвал ваш гнев. Сам же я прощаю вам убийство моей возлюбленной и вашу жестокую месть. Я прощаю вас от всего сердца и оплакиваю вашу участь! Умрите с миром!

Лодка тронулась, и пленница прошептала:

– Где я умру?

– На том берегу, – отозвался палач. Весла в его руках вздымались и опадали, словно маятники, отсчитывающие последние секунды жизни. Один берег приближался, другой удалялся. Оставшиеся там опустились на колени, склонив головы и сложив перед грудью руки; бледный, с мрачным лицом, поднял шпагу, держа ее за лезвие. «Крест, священный символ, знак искупления грехов», – подумал Дарт, скорчившись на мокрых досках. Сердце сжималось в отчаянии.

Однако его ли сердце?

Он почувствовал, как днище лодки заскребло по песку, вскочил, перепрыгнул через борт, ринулся вверх по откосу. В его – или в ее? – сознании царила одна мысль – бежать! Бежать от этого страшного человека, держащего в руке меч с широким лезвием, которое предназначено не для битвы, а для казни. Бежать! Он неповоротлив, не догонит, а ее ноги так легки… Бог поможет ей, бог милосерден и справедлив, он не допустит ее смерти… Ей рано умирать! Она так молода и так красива…

Поскользнувшись на влажной земле, Дарт упал на колени. Не он – та женщина, с которой в этот миг соединилась его душа… Дар Предвечного, принадлежавший ей, бился и трепетал в тоске и муке, надежда покинула ее, небо отказало в помощи; она была сосудом, который ждет, когда обрушится карающий удар.

Палач неторопливо подошел к ней, вскинул руки, и в лунном свете блеснуло лезвие его широкого меча.