Пропавший - Микаэль Крефельд

– Ты садишься? – позвала из машины Луиза.

Он сел и захлопнул за собой дверь.

Обратный путь на Александерплац они проделали молча. Солнце скрылось за облаками, и начал накрапывать дождик, по широким стеклам забарабанили капли. Томас взглянул на Луизу: она сидела опустив глаза. По ее дыханию он догадался, что она изо всех сил старается удержаться от слез. Он дотронулся до ее лежащей на сиденье руки и осторожно погладил:

– Эта попытка заведомо была безнадежной. Ты должна гордиться, что сделала все возможное.

Луиза убрала руку:

– Какой же дурой я себя чувствую! О чем я только думала! Незачем было даже ехать сюда!

Черный «мерседес» плавно въехал на парковочную площадку перед гостиницей «Парк Инн». Дождик усилился, и дворники на ветровом стекле тщетно вели неравную борьбу с потоками воды. Шофер извинился, что не захватил с собой зонтик: утро, казалось, предвещало ясную погоду и он подумал, что в этом нет необходимости. Он подъехал к самому крыльцу, чтобы пассажиры не слишком промокли, выходя из машины. Луиза проверяла электронную почту на айфоне.

Томас посмотрел на нее и спросил:

– Могенс не давал о себе знать?

Она покачала головой.

– Может быть, он еще вернется.

– Разве ты не понял, что все кончено?

За стуком дождя, колотившего по крыше, ее голос был еле слышен. Быстро открыв дверь, она выскочила из машины и под дождем побежала к входу.

Посмотрев ей вслед, Томас подхватил забытую прозрачную папку и, попрощавшись с шофером, побежал за Луизой.

– Подожди, – остановил он ее, догнав в холле. – Еще рано отчаиваться.

– По-моему, тут уже ничего не поделаешь.

– Мы могли бы обратиться в немецкую полицию, чтобы его объявили в розыск.

Луиза остановилась и посмотрела на него:

– Неужели ты думаешь, что я могу заявить в полицию на своего брата?

– Ладно! Но мы можем поискать его в дешевых общежитиях и ночлежках.

– В ночлежках? – Она покачала головой. – О чем ты говоришь?

– Ну, это первое, что мне пришло в голову. Если он остался без денег, какие-нибудь мошенники его обобрали, то куда же ему было еще идти!

– Во-первых, Могенса не обирали никакие мошенники, во-вторых, гордость не позволит ему искать приюта в таких местах. В конце концов, мы же говорим о моем брате…

– Луиза, я просто пытаюсь помочь!

– Да? Как тогда, когда ты напился пьяным и явился потом с похмелья или когда ты флиртовал с санитарочкой из дома престарелых, вместо того чтобы…

Она отвернулась от него и быстро пошла к лифтам.

– Луиза, ну погоди же!

Он бросился за ней вдогонку, но когда дошел до двери лифта, в который она вошла, та захлопнулась у него перед носом. Он подумал было сесть в другой лифт и подняться в ее номер, но потом решил, что ей, наверное, хочется сейчас побыть одной.

Томас уселся в одиночестве за стойкой бара, заказав клубный сэндвич и пиво «Вейссбир». Ни то ни другое не показалось ему вкусным. В огромные панорамные окна было видно, как хлестал над Александерплац дождь, отчего город выглядел еще более унылым, чем обычно. Это зрелище навело его на мысли о временах Берлинской стены, и он вспомнил слова третьей по счету Ренаты о том, что тогда, бывало, люди пропадали целыми семьями. Он взялся за пиво, но оно уже выдохлось. Прекрасно понимая отчаяние Луизы, Томас корил себя за то, что явился утром с похмельной головой. Пиво на столе будет последним за эту поездку. Он перелистал бумаги из Луизиной папки, вынул листки с сообщениями, которыми обменивались Могенс и Рената, и начал читать первое, попавшееся под руку. Их роман казался вполне серьезным: судя по мыслям, которыми они делились друг с другом, общему интересу к истории и классической музыке, по комплиментам и мечтам о будущем, все это было неподдельное, настоящее. Томас предположил, что жизнь с Ренатой могла показаться Могенсу чем-то очень заманчивым. Томас замечал, как Могенс все больше и больше старался не ударить в грязь лицом перед ее изощренным литературным стилем. Это заметно было и в том, что писал он по-английски, и во вкрапленных местами немецких выражениях. Однако в переписке не было ничего такого, что могло толкнуть человека на преступление и бегство. По-настоящему насторожило Томаса другое. Если сложить некоторые мелочи, промелькнувшие в этих письмах, то вместе они составляли очевидный след. Он попросил у бармена шариковую ручку и начал подчеркивать отдельные пассажи в посланиях Ренаты. Вскоре он заказал еще пива, хотя только что давал себе зарок не пить до возвращения домой. Но от бокала пива лучше думалось, а сейчас ему как раз требовалось, чтобы мозги заработали на полную катушку.

* * *

Луиза лежала в постели у себя в номере. За окном над Александерплац сгустилась тьма, и освещенный купол телебашни, словно открывшийся глаз, вперил свой взгляд в пространство. В дверь постучали, она поднялась с подушки:

– Кто там?

– Roomservice, – отозвался за дверью знакомый голос.

Луиза отворила. В коридоре стоял Томас с большим подносом в руках. Он принес ей чайник горячего чая, немного фруктов, пару сэндвичей и бутылку «Перье».

– Я подумал, что ты, наверное, проголодалась.

Войдя в номер, он поставил поднос на столик у окна, выходившего на Александерплац и на купол.

– От этого вида того гляди наживешь паранойю, – сказал он, кивая на телебашню.

Она улыбнулась:

– Извини, пожалуйста, что я сорвала на тебе дурное настроение. Это было несправедливо. Ты согласен принять мои извинения?

– Не думай об этом. Я очень хорошо тебя понимаю. – Он налил ей чая и сел за стол.

Луиза составила ему компанию.

– А вообще-то, я нашел кое-что, что пригодится нам в поисках Могенса.

– Да что ты?

– Ты читала их переписку?

Он вынул из кармана пиджака папку и положил на стол.

– Читала, конечно. Она очень личная.

– Правильно, – сказал Томас, вынимая листки. – Письма Ренаты изобилуют литературными красотами. Она в полном смысле слова романтическая натура.

– Но чем это поможет нам в поисках Могенса?

– Мое внимание в основном было сосредоточено не на поэтических деталях, а на упоминаемых фактах. – Он повернул папку так, чтобы можно было смотреть письма вместе с Луизой. – Вот тут, например, она пишет: «За кухонным окном виден монастырский сад. Деревья и кусты в нем уже приготовились к зимнему сну». Ведь это же какое-никакое описание места, где она живет.

– В Берлине, наверное, столько церквей, что и не сосчитать.

– Но ведь тут ясно написано: «Monastery garden». И это еще далеко не все. – Томас перевернул страницу и перешел к следующему письму, в котором тоже была подчеркнута строчка. Ее он прочитал вслух: – «Пью кофе на Гельмгольцплац, наслаждаясь солнечными лучами… Подумываю о том, чтобы ввести это в обычай как ежеутренний ритуал».