И оживут слова. Часть II - Наталья Способина

— Ладно уж.

— Вот и славно, — подытожил Горислав и, сладко потянувшись, направился к лошадям.

Его конь пасся ближе всех к стоянке. Горислав обнял его за шею, что-то зашептал. Конь фыркнул, прекратив жевать. От умильной картины меня отвлек голос Добронеги:

— Всемилка, иди сюда.

Я подошла.

— Ну, как ты? — спросила Добронега, заправляя мне за ухо лезшую в глаза прядь.

— Хорошо, — сказала я. — Скучно только.

— Ну, так на то она и дорога, чтобы скучно было. Да и к добру это, что скучно. Плохо было б, коли веселье бы началось.

Добронега неодобрительно посмотрела на воинов.

— А что, может начаться? — спросила я.

— Бран не допустит, — уверенно сказала Добронега, и я сразу ей поверила. Радим наверняка знал, кого ставить старшим в охране.

— А Бран здесь главный только над воинами Свири или над всеми? — шепотом спросила я.

Добронега посмотрела на меня удивленно и чуть пожала плечами:

— Да кто ж его знает? Княжич своих воинов в помощь прислал, а там кто уж у этих мужчин разберется?

Добронега потянула меня за руку, усадила на еще одно поваленное дерево в стороне от костра и тут же занялась Златой, которая, как оказалось, умудрилась где-то подвернуть ногу. Я слушала причитания Добронеги, сочувствующе смотрела на ногу Златы, не замечая, правда, там ни опухоли, ни покраснения, а сама думала: «Ну, что же они такие нелюбопытные? Неужели только мне приходят в голову такие вопросы: кто здесь главный? Что может случиться? Неужели они настолько привыкли так глупо и безоговорочно доверять мужчинам?»». Впрочем, я тут же одернула себя за такие мысли. У местных женщин просто не было выбора. Я бы с ума сошла, если бы мне пришлось жить так же, как они. Слава богу, у меня был Альгидрас, перед которым я могла не играть. Я отыскала взглядом хванца. Тот сидел рядом с огнем и задумчиво что-то ворошил тонкой палкой в жарко разгоревшемся пламени.

— Ох, как полыхает, — вернулся к костру воин, который его раскладывал.

Альгидрас тут же встал и отошел, уступая ему место. Пламя стало слабее. Я моргнула, не веря глазам. Посмотрела на Альгидраса. Тот задумчиво смотрел на огонь, покусывая губу.

«Это же вышло случайно? — подумала я. — Не может же он в самом деле увеличить и уменьшить мощность пламени? Это же не газ!».

Злата ойкнула, и я снова повернулась к ней.

— Ну что ты будешь? делать! Как некстати, — Добронега споро обматывала ногу золовки тканью.

— Где ты так? — сочувственно спросила я.

— Да прямо тут, на этой окаянной поляне, — сердито проговорила Злата. — И так тут всего боишься и ехать не хочешь, а тут еще нога эта…

На ее слезливый голос обернулось сразу несколько человек, в том числе и Альгидрас. Тот оттолкнулся плечом от дерева, к которому прислонялся, и направился к нам.

— Что случилось? — спросил он, присаживаясь на корточки перед Златой.

— Ногу повредила, — сказала та.

— В каком месте? — тут же спросил Альгидрас, не размениваясь на оханья и причитания.

— Да вот, — Злата вынула ногу из башмачка и предъявила замотанную лодыжку.

— Можно? — спросил Альгидрас, взглянув на Добронегу.

— Делай, как знаешь, — произнесла Добронега.

Альгидрас ловко размотал тряпицу и нажал большим пальцем куда-то под косточку. Злата ойкнула.

— Здесь болит?

— Да неужто не видишь? — сердито сказала она.

Альгидрас не обратил на ее тон никакого внимания, продложая уверенно ощупывать ногу. Злата то ойкала, то говорила «не болит». Закончив осмотр, Альгидрас приказал: «Сиди так», и направился к сваленным на землю седлам. Порывшись в одной из седельных сумок, он достал холщовую суму и вернулся с ней к нам.

— Опять твои снадобья чудесные? — с улыбкой спросила Добронега, и мне в ее голосе послышался скепсис.

Альгидрас опустился на колени, достал небольшую коробочку, вскрыл ее, и мне тут же захотелось зажать нос, потому что пахла эта гадость отвратительно: перебродившими ягодами и прокисшим молоком одновременно.

— Она пахнет только, — виновато проговорил Альгидрас, посмотрев снизу вверх на Злату.

Злата потянула воздух носом и вдруг сказала:

— Вкусно пахнет. Костяникой давленой.

Мы с Добронегой переглянулись и, не удержавшись, прыснули обе. Альгидрас улыбнулся уголком губ и начал наносить мазь Злате на ногу. Через несколько секунд я поймала себя на мысли, что не могу отвести взгляда от его пальцев, уверенно втиравших мазь в лодыжку Златы, и подумала о том, что его руки совсем не такие, какие мне обычно нравятся. Мне всегда нравились крупные, сильные мужские руки, кисть же Альгидраса была какой-то совсем подростковой, запястье, наверное, и я могла бы обхватить большим и указательным пальцами, и, живи он в моем мире, быть бы ему, определенно, музыкантом, потому что как раз про такие руки говорят «музыкальные». Но, странное дело, почему-то, когда я смотрела именно на его руки, сердце мое начинало биться быстрее. И это было уже не в первый раз. Я вздохнула и сердито напомнила сама себе, что это все святыня.

Альгидрас бросил на меня быстрый взгляд, и я поняла, что он явно перехватил мое смущение. Неудивительно. Я, наверное, фонила ему в эфир, как радиоприемник с помехами.

Альгидрас закончил наносить мазь и поднял взгляд на Добронегу:

— Перевяжешь? А то я всю повязку измараю.

Я не поднимала головы до тех пор, пока он не встал и не отошел к седлам, чтобы убрать свои снадобья. Костровой окликнул его и попросил помочь, но Альгидрас ответил:

— Не могу, руки…

Добронега рядом со мной заметила:

— Он теперь до самой Каменицы те руки не отмоет. Надо же, как пахнет, — она сорвала какой-то листочек и стала растирать его в пальцах. Вероятно, чтобы избавиться от отвратительного запаха.

Альгидрас меж тем отправился к ручью. Я с тоской посмотрела ему вслед, завидуя тому, что любой из этих мужчин не был связан условностями и мог свободно перемещаться по своему усмотрению. Я же должна была сидеть на этом дурацком бревне при Добронеге и Злате. Как будто в повозке не насиделась.

— Пить хочу, — вздохнула Злата.

— Держи, — Добронега протянула ей кожаную флягу.

Злата глотнула, пробормотала:

— Теплая.

— А ты холодной хотела? — оживилась я.

Злата лишь несчастно кивнула.

— Я принесу, — сорвалась я с места, выхватив у Златы фляжку.

Добронега неодобрительно покачала головой. Думаю, она, как никто, поняла, почему я так резво бросилась за водой.

Я старалась двигаться бесшумно, однако, стоило мне взобраться на небольшой холмик, с которого вел крутой спуск к ручью, как Альгидрас, сидевший на корточках у воды и старательно оттиравший руки пучком травы, произнес, не оборачиваясь: