Гудериан - Кеннет Максей

Вращаясь в высших сферах, Гудериан встретил людей, цели и методы которых были совершенно противоположны. По мнению Гудериана, поражение под Курском сыграло решающую роль потому, что «…германская армия понесла невосполнимый урон, и проигрыш в войне ведет свой отсчет скорее от этого поражения, а не от сталинградской катастрофы. Русские имели сравнительно меньшие потери и нанесли контрудар после того, как наступление немцев выдохлось. Это привело к прорывам обороны и отходам». В дальнейшем, по словам Гудериана, это «…повлияло на организацию оборонительного фронта против вторжения на Западе…». Главную вину за поражение на Курской дуге Гудериан возлагал на Цейтцлера, но тот всего лишь принял от своих предшественников груз их ошибок, и Гудериан постепенно осознал это. Альберт Шпеер, поддерживавший его во всех невзгодах, сыграл ключевую роль в устройстве встречи Гудериана с Цейтцлером по просьбе первого в его доме в Оберзальцбурге. Официально ее целью было урегулирование «…некоторых разногласий… порожденных неразрешимыми вопросами юрисдикции. Но оказалось, Гудериан имел в виду нечто большее, чем улаживание второстепенных споров. Он хотел обсудить общую тактику по отношению к новому главнокомандующему сухопутными силами».

Шпеер продолжает: «Разногласия между Цейтцлером и Гудерианом быстро исчезли. [Следует заметить, что с конца лета отношение Гудериана к Цейтцлеру смягчилось.] В центре беседы была ситуация, сложившаяся после того, как Гитлер возложил на себя обязанности главкома сухопутных сил, и справлялся с ними из рук вон плохо. Необходимо было более энергично отстаивать интересы сухопутных сил в противовес интересам двух других видов вооруженных сил и СС». По сути, оба военачальника согласились, что Гитлер слишком пристрастен, и ему следует оставить пост главнокомандующего, назначив человека, который будет поддерживать личный контакт с командующими армиями и заботиться о нуждах войск. Была достигнута договоренность, что Шпеер и Гудериан в отдельности поговорят на эту тему с Гитлером, однако, к сожалению, никто из них не знал, что Клюге и Манштейн недавно уже сделали то же самое. Гитлер пришел к неверному выводу, что все четверо состоят в сговоре. Тресков, явно по поручению Клюге, уже прощупал Гудериана на предмет возможного примирения между этими двумя старыми противниками, которое должно было стать первым шагом в выработке общего подхода к Гитлеру с целью ограничения его полномочий. Гудериан отклонил предложение, а свой отказ мотивировал непостоянством характера фельдмаршала фон Клюге. Не исключено, что Тресков, один из главных заговорщиков, подталкивал Клюге к этому предложению, так же как чуть ли не силой подталкивал его к любому акту сопротивления. Тем не менее Гудериан, возможно, сделал ошибку, отказавшись, хотя остался принципиальным в сравнении с колеблющимся Клюге. В тот момент большая часть старших военачальников общими усилиями еще могла предотвратить катастрофу, несмотря на всю призрачность таких надежд. Однако Гудериан из чувства необходимости действовал самостоятельно. Приученный к тому, что старшие по чину встречали в штыки любую его инициативу и вообще третировали его, он не мог питать надежд на прочный и надежный союз с кем-либо из высшей военной иерархии.

Такому настроению способствовала гнетущая атмосфера интриг и наушничества, господствовавшая в ставке Гитлера. Личные отношения определялись политическими факторами, сочетания которых часто менялись. Лояльность и последовательность встречались очень редко. Противоположные мнения были скорее правилом,, чем исключением. В 1943 году в высших руководящих кругах укрепилось мнение, что Гудериан, как выразился в разговоре с автором данной книги Варлимонт, «в политическом отношении искал более тесных связей с партией, чем отличался от большинства своих коллег». Это в значительной степени подтверждает Геббельс на страницах своего дневника. 6 марта 1943 года он цитировал Зейсс-Инкварта, сказавшего: «…у наших генералов иногда появляется слабость в коленях», – и добавляет: «Эта точка зрения подтвердилась в ходе долгого разговора с генерал-полковником Гудерианом… Мы обсуждали типичные недостатки вермахта. Гудериан очень остро критиковал их. Он произвел на меня впечатление командира с исключительно широким кругозором и проницательностью. Его суждения разумны и отличаются четкостью формулировок. Он от бога наделен здравым смыслом. Несомненно, я смогу с ним работать. Я обещал ему свою безоговорочную поддержку». По словам Гудериана, он пытался заставить Геббельса убедить Гитлера в необходимости замены Вильгельма Кейтеля генералом, «…который понимал бы, как командир должен ориентироваться в оперативной обстановке», но эта встреча не дала никаких результатов. Геббельс никогда не принадлежал к числу тех, кто мог вести с фюрером разговор, в котором подвергались бы сомнению его способности полковника. Еще одна встреча Гудериана с Геббельсом, состоявшаяся 27 июля, также оказалась безрезультатной. По словам Геббельса, «Гудериан рассказал мне о своей серьезной озабоченности теперешней военной ситуацией. Он призывал сконцентрировать все усилия в каком-то одном месте, поскольку мы не можем позволить себе быть активными на всех фронтах, и пожаловался на бездеятельность ОКБ, в котором нет ни одного настоящего лидера. Гудериан произвел отличное впечатление. Он, безусловно, пылкий и не сомневающийся приверженец фюрера».

Не исключено, что обычно откровенный и прямодушный Гудериан применил хитрую попытку расколоть ряды нацистов при помощи небольших доз гитлеровского вируса – немного лести здесь, чуточку яда там, с целью усилить собственные шансы. Он даже пытался повлиять на Гиммлера, хотя Геринга, который «не любил работать», оставил в покое. Пройдет год, и в критический момент Геббельс изменит свое мнение о главном инспекторе бронетанковых войск на противоположное, но было уже поздно, весь нацистский карточный домик начал раскачиваться. Не может быть никакого сомнения, Гудериан считал себя человеком, еще способным спасти армию и нацию.

Тем временем, если раньше и существовала надежда «сконцентрировать все усилия в одном месте», то теперь окончательно испарилась. Германия утратила стратегическую инициативу задолго до катастрофы под Курском. Ликвидация последнего плацдарма в Тунисе дала союзникам трамплин для прыжка в Сицилию, событие, заставившее Гитлера остановить наступление на Курской дуге. Вслед за этим последовало падение Муссолини и в сентябре – вторжение в Италию. Главный союзник Германии запросил мира.

Разгоравшаяся с 1941 года партизанская война на Балканах заполыхала огромным костром, отвлекавшим значительные силы вермахта, пытавшиеся усмирить огромную территорию. Это, однако, помешало вторжению союзников. В России почти неудержимый поток наступлений катился на запад, поглощая соединения и части, чья боеспособность еще находилась на высоком уровне, однако маниакальное упорство Гитлера, требовавшего удержать рубежи любой ценой, обрекало их на уничтожение. Некомпетентность Гитлера, его неспособность понять, что мобильность является определяющим фактором не только в наступлении, но и в обороне, мешала эффективному использованию танковых дивизий, при умелом руководстве сверху великолепно дравшихся в обороне.

Танковые дивизии были вынуждены выполнять оборонительные задачи, которые когда-то пророчили Сект и Гудериан ограниченным силам Германии – гибкое маневрирование в глубину с целью уничтожить силы противника на суше по выбору обороняющегося. Но что еще более важно, германская армия в России в середине 1943 года обладала куда более лучшими возможностями для достижения целей, о которых мечтали в 20-е годы. В ее распоряжении оказались не только обширные пространства, позволяющие разыграть бесчисленное количество тактических комбинаций. Она обладала гораздо более высокой мобильностью и ударной мощью, чем любая армия когда-либо прежде. Новые уставы, выпущенные штабом главного инспектора, были составлены с учетом оборонительно-наступательного характера операций, базировавшихся на тщательной рекогносцировке. В связи с этим Гудериан, для которого плачевное состояние разведывательных частей после 1941 года являлось предметом глубокого огорчения, сделал все, чтобы их возродить. Эти части во взаимодействии с авиацией могли обнаружить главные силы противника и установить направления их ударов. После определения мощности удара на каждом направлении пехотным дивизиям при поддержке самоходных орудий ставились задачи уничтожить жизненно важные пункты. И тогда танковые дивизии могли быстро выдвинуться на ключевые, предпочтительно мобильные позиции, с которых они наносили удар по врагу как из засады, а затем проводили операции по ликвидации его деморализованных остатков. После этого танковые дивизии отходили, готовые в любой момент ответить на новую угрозу, по мере ее развития. К сожалению, Гитлер чисто своим вмешательством затруднял проведение подобных операций и начинал их либо слишком поздно, либо слишком рано, тем самым снижая их эффективность. Командование танковыми войсками должно было управлять своими войсками только с линии фронта. Иногда немцы добивались успеха, который затем приносился в жертву, благодаря последующим запретам на передислокацию или настойчивым попыткам развить его, несмотря на всю их бессмысленность. Впустую растрачивалась продукция напряженно работавшей промышленности.