Бабье царство. Русский парадокс - Эдвард Радзинский

Но Анна Леопольдовна была добра, она отказалась. Как говорил Наполеон: «Когда мне говорят, что такой-то король добр, я говорю: какое неудачное в стране правление». Опасно быть доброй в самодержавном Государстве.

День юной правительницы огромной Империи был совершенно заполнен – чтением модных французских романов и нежнейшей дружбой с любимой фрейлиной Юлией Менгден. А главное – Любовью. Конечно, не к мужу! Анна Леопольдовна была девушка современная и подчинялась современным правилам своего (галантного) века. Она поглощена страстью к саксонскому посланнику Морицу Линару. «По внешности это был в полном смысле фат. Он был большого роста, хорошо сложен, рыжевато-белокурый, с цветом лица нежным, как у женщины… Он хвастался, что имел восемнадцать детей», – рассказывала о нем в своих «Записках» Екатерина Великая.

Во время коротких разлук с любимым Анна писала ему страстные письма: «Не нахожу вокруг ничего похожего на вас, но всё вокруг заставляет меня вспоминать о вас… о вас… только о вас!»

После ареста Бирона Анна Леопольдовна заняла Летний дворец. Были слухи, о которых пишет Герцен, будто Анна, потеряв рассудок от любви, «спала со своим любовником на балконе Летнего дворца». В этом вздоре читалось отношение к несчастной правительнице. Ее не любили. Между тем это было самое мягкое правление с начала века. Именно при Анне вспомнили при дворе о человеческом достоинстве. Видимо, свадьба князя Голицына в Ледяном дворце вызвала у нее такое отвращение, что тотчас после смерти тетушки она запретила «поругание над дураками» и приказала «распустить по домам всех шутов, наградив их достойно».

Князь Голицын-Квасник сразу же перебрался в Москву, в родовое Архангельское, где жена, бывшая шутиха Буженинова, благополучно родила ему двух сыновей – князя Алексея (умрет холостяком) и князя Андрея (имевшего многочисленное потомство). Но пребывание в Ледяном доме не прошло для нее даром, и шутиха-княгиня вскоре скончалась. Тогда князь, вопреки православным законам, женился в четвертый раз. Несмотря на его весьма немолодые лета, жена Аграфена Хвостова исправно рожала ему дочерей. Три маленькие княгини одна за другой явились на свет… Неизвестно, что сострил по этому случаю вельможный шут… Князь умер в глубокой старости на девяносто первом году жизни.

…Анна Леопольдовна начала возвращать ссыльных и награждать обиженных. Наталье Долгорукой, прибывшей из ссылки и совершенно обнищавшей, вернула поместье, принадлежавшее ее несчастному мужу. По предложению Миниха Анна издала закон против злоупотреблений в бюрократии. В указе писалось, что челобитные «от людей бедных и неимущих» в коллегиях и в самом Сенате часто не разбираются годами, «…решения не принимаются и те бедные челобитчики, таскаясь за теми своими делами, приходят в крайнее разорение и нищету, что нам слышать очень прискорбно». Отныне челобитчики, ставшие жертвой волокиты, имели право подавать жалобы прямо Правительнице. Но пал Миних, и Анна перестала следить за исполнением указа. Ибо пришедший во власть Остерман знал правило русской бюрократии: «Раз берем – разберем». Это был тысячелетний обычай страны. И ссориться с могущественной русской бюрократией Остерман не собирался.

Вместо борьбы с коррупцией он предложил правительнице заслужить любовь гвардии. Офицеров теперь приглашали на все дворцовые куртаги (приемы), старательно и щедро отмечались полковые праздники. За несение караулов во дворце хорошо платили… Все эти заигрывания привели к тому, что дисциплина в гвардии начала стремительно ослабевать. Но Анна Леопольдовна не хотела да и не умела строго наказывать. В результате в Тайной канцелярии нарастал поток дел о «непристойных словах гвардейцев в адрес верховной власти». Она не знала нашего закона: «Или Ивану – в ноги, или Петру – в зубы».

В казармах гвардии уже открыто ворчали о том, что на троне сидят немцы, с трудом говорящие по-русски, что правительница затворилась во дворце, не интересуется заботами гвардии, не понимает, что должна быть «матушкой» для своих гвардейцев. Елизавета – совсем другое дело! Искра Петрова!

В июне 1741 года во время прогулки в Летнем саду Елизавету подстерег преображенец Грюнштейн вместе с несколькими гвардейцами. Они предложили ей устроить переворот. Но Елизавета предпочла сказать: «Разойдитесь и ведите себя смирно. Время действовать еще впереди».

Однако Грюнштейн начал часто наведываться во дворец к Елизавете. Он стал ее связным. Через этого главного заводилу она поддерживала непрерывную связь с Преображенским полком и сама была в полку любимой гостьей.

Все это время Ушаков непрерывно сообщал Остерману об участившихся посещениях Елизаветой гвардейских казарм. В ноябре 1741 года у Остермана созрел план: отправить опасную гвардию на фронт – воевать со шведами.

Но о тайном плане… узнали в казармах! Грюнштейн тотчас явился к Елизавете и сказал, что надо поторопиться – положение благоприятствует. Гвардии очень не нравится в наступившую ужасающую стужу (необычайно морозный выдался ноябрь) отправиться из теплых казарм на фронт – проливать кровь… Созрело настроение для решительных действий. Беспощадной зиме и пулям на фронте гвардейцы предпочитают изгнание немцев из Зимнего дворца… Но колесо заговора нуждается в смазке (он знал жизнь, этот крещеный еврей, вчерашний неудачливый купец, ставший удалым русским гвардейцем).

У Елизаветы не было денег «для смазки». Она поспешила встретиться с Шетарди, но тот смог дать немного. Новые тайные встречи Лестока с французским посланником удачи не принесли, больше денег маркиз не выделил.

Грюнштейн уговорил Елизавету заложить драгоценности. И как когда-то Меншиков вручал деньги гвардейцам, чтобы возвести на престол ее мать, так теперь Грюнштейн передал ее деньги в казармы – поддержал энтузиазм гвардии.

Но Ушаков знает свое дело. Сначала он, а потом канцлер граф Головкин сообщают Анне Леопольдовне о заговоре. Об этом же пишет ей любовник Линар. Наконец, о заговоре Елизаветы постоянно твердит Остерман…

Однако Анна Леопольдовна упрямо не верит, они с Елизаветой большие подруги, они поверяют друг дружке свои сердечные тайны. Да и зачем этой красавице заговор? Власть? Ей нужны красивые мужчины, а не власть!

Но Остерман показывает Анне письмо, которое получил (или составил сам на основании доносов своих агентов). Осведомитель Остермана пишет, что заговорщики уже готовы выступить. Остерман умоляет Анну действовать, просит арестовать главного заговорщика – лейб-медика Лестока, который все чаще встречается с французским послом…

Выслушав Остермана, правительница… показала ему очаровательную кружевную сорочку для младенца-Императора! Она вся в материнских заботах и любви! Остерман молча посмотрел на сорочку, потом так же молча откланялся.

Чувствуя свою вину и желая задобрить надоедливого старика, Анна решила строго побеседовать с Елизаветой. И чтобы более не искушать судьбу и покончить с правами Елизаветы и ее племянника – объявить себя Императрицей…