Великая Испанская империя - Томас Хью
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постоянный поток кораблей, который Филипп мог наблюдать из окон своего дворца в Лиссабоне, описан им в другом трогательном письме дочерям‹‹484››. Лиссабон, как отмечал Фернан Бродель, являлся великолепным опорным пунктом для изучения океана‹‹485››. В апреле 1582 года король, все еще остававшийся в Лиссабоне, наслаждался величественным зрелищем совместного выхода из гавани испанского и португальского флотов, а позднее в том же месяце вывел флот из Лиссабона на первом этапе путешествия в Новый Свет. Филипп позавтракал на королевской галере в устье реки и провел на борту целый день, причем успел произвести герцога Брагансу, одного из претендентов на португальский трон в 1580 году, рыцарем Золотого руна; на мессу они отправились вместе. Показательный пример свойственной Габсбургам терпимости.
Девять месяцев спустя, в феврале 1583 года, после двухлетнего пребывания в Португалии (наиболее длительная отлучка короля Филиппа из Испании с момента возвращения из Фландрии в 1559 году), он отправился домой, в Кастилию. Регентом в Лиссабоне он оставил своего шурина и племянника, эрцгерцога Альберта, сына своей сестры Марии, которая вышла замуж за императора Максимилиана. Альберт, формально не принявший священнический сан, уже был кардиналом.
Вероятно, ошибка Филиппа состояла в том, что он не пожелал сделать Лиссабон своей новой столицей. Как писал Бродель, иначе Лиссабон мог бы превратиться в мегаполис, сопоставимый с Лондоном и Неаполем, и более красивым, чем любой из них‹‹486››. Но дело было в том, что кастильская знать начала переселяться в Мадрид, соглашаясь проживать поначалу в откровенно уродливых или неудобных домах, а затем возводя роскошные особняки, ибо ее привлекали широкие и тенистые городские бульвары, не говоря уже о храмах и дворцах. Посему испанский двор вернулся на родину, неспешно миновав Сетубал, Эвору, Бадахос, Гваделупу и Талаверу и достигнув Эскориала. Оттуда Филипп продолжил путь в Мадрид и прибыл в город 29 марта. Он привез из Португалии индийского слона и индийского носорога, и оба животных произвели неизгладимое впечатление на Эскориал.
Присоединение Португалии к Испании виделось завершающим аккордом великой политической сюиты монархов Кастилии: оно знаменовало собою окончательное воссоединение полуострова, впервые после краха королевства вестготов в 711 году. Так удалось преодолеть все последствия вторжения и власти мусульман. Присоединив Португалию, Испания обрела вдобавок многочисленные разношерстные зависимые территории своего соседа, в Бразилии и на Дальнем Востоке. Мировая ответственность, пускай даже не мировая держава, легла теперь на плечи короля Филиппа II. Но он, к счастью, не поддался этой иллюзии величия‹‹487››.
Ведется обильная торговля шкурами и сахаром, а также травой, каковая на повседневном испанском и на арабском зовется кармес. Из нее получается рдяный краситель, который ничем не уступает пурпуре[89], но гораздо дешевле.
За основной массой великих экспедиций шестнадцатого столетия стояли средства крупных предпринимателей. Так, Эрнандо Кортеса финансировали на ранних стадиях его похода севильцы-converso Луис Фернандес де Альфаро и Хуан де Кордоба, а затем burgalés[90] Педро де Малуэнда‹‹488››, который ранее помогал Панфило де Нарваэсу. (Вклад Малуэнды в экспедицию Кортеса был, вероятно, наиболее значительным, поскольку его семья возвысилась до статуса самой влиятельной среди поставщиков финансов в переполненном такими семействами Бургосе.)‹‹489›› Что касается Писарро, их в значительной степени обеспечивал Гаспар де Эспиноса. В Новой Гранаде (Колумбия) и Венесуэле Хименеса де Кесаду финансировали деловые круги Кордовы, а Педро де Эредию спонсировал Педро де Сифуэнтес из Мадрида. Педро Фернандес де Луго в Санта-Марте (ныне Колумбия) опирался на средства проницательных генуэзских коммерсантов Альберто Джерардини и Кристобаля Франческини. Фернандесу де Луго доставалась львиная доля доходов от жемчужных промыслов острова Маргарита, но половина прибыли шла генуэзским банкирам. Семья Вельзеров финансировала экспедицию Хуана Гарсиа де Лоайсы на Молуккские острова, а Себастьян Кабот при исследовании реки Плате тоже брал займы у генуэзских банкиров.
Среди прочих купцов, щедро инвестировавших в Новый Свет, упомянем Кристобаля де Аро из Бургоса, позднее осевшего в Севилье, который смог продать 480 квинталей гвоздики, доставленных на «Виктории» Хуаном Себастьяном Элькано в 1522 году‹‹490››; свое первое состояние он сколотил на торговле сахаром с Мадейры‹‹491››. Наиболее значимыми судостроителями в Испании шестнадцатого столетия были Хуан Антонио Корсо и Родриго Басо де Андрада, оба севильцы и оба converso‹‹492››.
Сложно даже предположить, каков был объем этих инвестиций. Но все конкистадоры твердо знали, что при чрезвычайной ситуации деньги или снаряжение всегда найдутся и помогут справиться с возникшими трудностями.
Что еще более важно, возможности, вытекавшие из открытия Нового Света, знаменовали наступление нового, так сказать, бодрящего этапа в истории капитализма. Многим знакомы доводы Макса Вебера и его ученика Р. Г. Тауни, приведенные в дискуссии с Вернером Зомбартом относительно истории еврейства, а также с развитием буржуазного сословия, как оно показано в блестящей работе Анри Пиренна. Множество теорий, объясняющих развитие капитализма в шестнадцатом столетии, подчеркивают особую роль религии и культуры. Но при этом все подобные теории должны учитывать фактор Нового Света. Инвестиции в entradas (новые экспедиции) были рискованными вложениями в мире постоянных высоких ставок. Фернан Бродель напоминал, что азартные игры занимали важное место в досуге и жизни не только дворян, но и торговцев; цены на сахар, ртуть или вино становились предметом ставок. Всякое событие могло стать поводом или предлогом для пари, будь то число кардиналов, которых ожидало повышение, пол нерожденного ребенка или даже ожидание кончины какого-либо известного человека‹‹493››. Захват новых провинций или «островов» сулил баснословное состояние торговцу или банкиру, сумевшему получить контроль над этим приобретением.
Поэтому торговцам требовалась эффективная почтовая служба с широким охватом территории, нововведение, мало чем уступавшее в важности книгопечатанию. Почтовые службы, возникавшие одна за другой в европейских странах, сделали возможной переписку как литературную форму и как способ коммуникации.