Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

Едва полк, под командой полковника князя Андроникова, выдвинулся в колоннах к атаке, как перед ним лицом к лицу очутилась свежая неприятельская конница, заслонившая собою бегущих. Обе конные массы приостановились и в безмолвном созерцании как бы измеряли силы друг друга. Но вот турецкий офицер, отделившись от цепи фланкеров, подскочил в упор к драгунскому фронту и выстрелил из пистолета. В это мгновение стоявший перед первым взводом первого эскадрона поручик князь Язон Чавчавадзе кинулся на него с обнаженной шашкой. Офицер стал уходить, Чавчавадзе насел на него вплотную. Видя, что оба они уже подскакивают к турецким линиям и что Чавчавадзе не остановится, весь первый взвод без приказания ринулся за своим командиром; за взводом пустился весь первый эскадрон, за первым второй – и через мгновение все шесть эскадронов бешено несли на турецкие окопы. Конница, стоявшая перед ними, была сметена, и драгуны врезались в бегущую пехоту. А между тем Язон Чавчавадзе и его противник скакали все дальше и дальше. Вот уже перед ними и грозная линия батарей и редутов. Турецкий офицер вскочил в укрепление. Чавчавадзе дал шпоры коню и, перелетев ров и высокий бруствер, очутился там же и посреди изумленных турок наконец настиг и изрубил противника. Как раз в эту минуту принеслись и драгуны. Полковник князь Андроников вместе с дивизионом ринулся на батарею – и через мгновение уже сидел на пушках. Два орудия сразу попали в руки драгун; одно из них было заряжено картечью. Тогда другой Чавчавадзе (Роман) спрыгнул с коня и, повернув орудие, сам сделал из него последний картечный выстрел по бегущим туркам.

Такое же славное участие приняли в битве и остальные эскадроны. Второй дивизион капитана Гринфельда, принявший несколько влево, вскочил на другую батарею и, изрубив прислугу, также овладел орудием; в то же время третий дивизион, под командой майора князя Баратова, оставляя за собой широкий кровавый след в рядах турецкой пехоты, пронесся через весь укрепленный лагерь и вырвал его из рук неприятеля, вместе с двумя редутами. Ни ружейный, ни пушечный огонь, ни рвы, ни укрепленные шанцы – ничто не остановило храбрых драгун. Они устремились в улицы города и захватили еще одно орудие. Таким образом, не прошло десяти минут от начала атаки, как вся линия городских укреплений с редутами и батареями пала под ударом шести эскадронов драгун – подвиг, достойный исторической славы нижегородцев! Елизаветполем они начали персидскую войну и Бейбуртом окончили турецкую.

Бой на улицах города продолжался недолго. Неприятель разделился на части: одни засели в домах, другие бежали к стороне Испира, за ними пошли драгуны и двинулась гренадерская бригада с десятью орудиями. В то же время Ширванский полк получил приказание очистить город и пошел штурмовать саклю за саклей. Здесь в кровавом бою ширванцы отняли три знамени – и несколько домов, взятых ими на штыки, воскресили в памяти жителей все ужасы ахалцихского приступа. Под развалинами горевших домов гибли и правые и виноватые, и во-оруженные лазы и безоружные жители. Картина погрома и истребления была так ужасна, что паника охватила самых неустрашимых воинов. Все бросились бежать, и толпа разделилась: одни стремились на север в Чорохское ущелье; другие – влево на дорогу к Харту. Но гибель ждала их повсюду. Те, которые искали спасения в ущелье, попали на отряд Сергеева и в ужасе бежали назад к городскому предместью; те, которые вышли на Харт, столкнулись с целым уланским полком, скакавшим за турецкой конницей, и полуэскадрон белогородцев, со штабс-ротмистром Юзефовичем, первый заметивший неприятеля, преградил ему дорогу. Турки открыли огонь. Тогда полковник Анреп приказал первым двум эскадронам продолжать преследование, а второй дивизион повернул на пехоту. Юзефович со своими белогородцами врезался в ряды противника, взял знамя – и неприятель бросился назад, стараясь пробраться окраиной города к Чорохскому ущелью. Но оттуда уже бежали другие толпы, гонимые казаками, и вся эта обезумевшая от страха масса ринулась к мосту, чтобы перейти на правый берег Чороха и бежать к Испиру. Все перемешались вместе, все спешили уйти, и в этой общей давке сотни несчастных, срываясь с моста, гибли в волнах сердитого Чороха.

В этот момент прискакал сюда первый дивизион улан, под командой майора Парадовского. Тогда чувство самосохранения пересилило страх, и толпа из четырех тысяч человек, не успевшая переправиться, кинулась на кладбище и засела за каменной оградой и частыми могильными памятниками. Высокая ограда, замкнутая тяжелыми воротами, не допускала мысли ворваться на конях, а терять время в ожидании пехоты было нельзя. Парадовский спешил улан и повел их в пики. В это мгновение явился сюда же и полковник Анреп со вторым дивизионом. Он обскакал кладбище и, также спешившись, ударил в пики с другой стороны. Командир второго дивизиона ротмистр Серпуховского уланского полка Хандаков пошел во главе своих эскадронов. Это был старый кавказский ветеран, помнивший еще времена Глазенапа, Булгакова и Портнягина. Он служил на Кавказской линии в том же Серпуховском полку, когда тот еще назывался Таганрогским драгунским[149], и теперь ему предстояло воскресить в памяти старых улан кровавые булгаковские и портнягинские штурмы. И действительно, подвиг вышел незаурядный. Триста – четыреста улан схватились с тысячами турок, доведенных до отчаяния безвыходностью своего положения. Дивизион Ханакова в жестокой свалке отбил орудие, действовавшее картечью, Парадовский выбил неприятеля из-за гробниц и выхватил из рук турок два знамени. Сто человек защитников было переколото, двести двадцать сложили оружие и были взяты в плен; остальные бежали и укрылись опять в садах и жилищах заречного форштадта. Штурмовать предместье уланам было уже не под силу. Но тут подоспел подполковник Поляков с двумя казачьими орудиями, а вслед за тем и весь Эриванский полк, отправленный Паскевичем на подкрепление к уланам. Держаться долго в заречном форштадте турки не могли. Бросив сады, они искали спасения на Испирской дороге, пробираясь туда горными тропами. Уланы, карабинерный полк и весь отряд Сергеева преследовали их по пятам.

А между тем на той же дороге, только далеко впереди них, гибла другая толпа, бежавшая сюда же непосредственно из самого Бейбурта. Драгуны, конвой главнокомандующего, гренадерские полки Муравьева – все двигалось по ее следам и, пользуясь каждой площадкой, попадавшейся в этой едва проходимой местности, провожало бегущих ружейным огнем и картечью. К сожалению, картечь поражала без разбора всех, и вместе с лазами ложились целые семьи бейбуртских обывателей. Около деревни Дадузар неприятель был наконец настигнут; часть лазов, пытавшаяся сопротивляться, была истреблена штыками; остальные разбились на части: одни бросились опять по Испирской дороге, где их преследовали драгуны и конвой главнокомандующего; другие вскочили на высокий утес Егры-Гаут, висевший над страшным обрывом, и были окружены гренадерами.

Сюда-то, к Егры-Гауту, бежали теперь и остатки толпы, разбитой уланами. Но они не успели взобраться на утес, как были настигнуты русской конницей, и, прижатые в глубоком овраге, к подножию скалы, выкинули парламентерский флаг. Начались переговоры о сдаче.

Между тем Паскевич, не получая в Бейбурте никаких известий об успехе преследования, послал начальника штаба генерал-майора Жуковского принять начальство над всеми передовыми войсками. Жуковский приехал на Егры-Гаут в ту минуту, когда гренадерская бригада уже обложила лазов на гребне, а внизу велись переговоры. Не зная о последних, а может быть, желая покончить все одним решительным ударом, он приказал батальону Херсонского полка овладеть утесом. Херсонцы двинулись, но после жаркой схватки были сброшены вниз, и храбрый майор Шагубатов пал во главе своего батальона. Жуковский приказал повторить атаку. Капитан Беляев, устроив батальон, снова повел его на приступ. На этот раз прапорщик Мерецкий первый прорвался через окопы и взял собственноручно неприятельское знамя; но лазы, не имевшие пути к отступлению, дрались отчаянно, и гренадеры вторично были отбиты. Тогда начальник штаба выдвинул вперед орудие, и под его прикрытием уже Грузинский полк овладел наконец утесом. Часть неприятеля была истреблена, остальные забраны в плен.