Родовое влечение - Кэти Летт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во мне вспыхивает проблеск сочувствия.
– Ты поэтому взял отпуск по семейным обстоятельствам? И бросил свои общественные организации?
– Я не о себе. Я о Мориарти. Ему было так плохо, что он вертелся волчком на кухне, пытаясь схватить свой хвост. Ему нужна была перемена обстановки. Свежий морской воздух. Режим дня. Он еще не выздоровел. Он еще агрессивен и небезопасен.
– Подожди, ты бросил меня здесь, а сам повез своего пса к морю? – Я тоже становлюсь агрессивной. – Ты уверен, что не сбежал со своей няней? – без обиняков спрашиваю я.
Брови Алекса взлетают вверх.
– Как ты?.. Кто тебе сказал?.. – мямлит он. – Нет. Абсолютно.
– Да ладно тебе, Алекс. Фелисити застала вас целующимися.
– Я не целовался с ней.
– Что? А, ты просто языком чистил ей зубы, да?
Он проводит рукой по жидким волосам.
– Хорошо. Да, у нас была короткая связь. Но она бросила меня. Вчера. Ради… – Он оглядывается по сторонам и шепотом договаривает: – Фелисити.
Я вытягиваю шею и принюхиваюсь.
– Перегаром не пахнет. – Я задираю рукав его рубашки. – Следов от уколов нет. Наверное, ты съел что-нибудь, а?
Алекс слабо улыбается.
– Они забирают детей и на всю весну едут в Тоскану.
Я подозрительно прищуриваюсь. Я знаю, что главная его проблема – выбрать, какую лапшу навешать на уши в данный момент. Сейчас он не врет, как грязная свинья, каковой он и является на самом деле. И это мудро с его стороны.
– Взгляни на сегодняшнюю статью. – Он сует мне под нос мятую газету. «Однополое влечение – жизнь без мужчины». Мне хочется смеяться, но я не могу, потому что болят мышцы живота. – Более того, я потерял право опеки над Мориарти. Теперь он будет страдать от разлуки – так мне сказал собачий психиатр за сорок фунтов в час плюс НДС.
– Тпру! – Я приподнимаюсь на локтях. – Ты платишь алименты собаке, а не мне? – Слишком утомленная, чтобы бороться, я падаю на подушку. Алекс вынуждает меня переосмыслить теорию Дарвина. Если считать, что эволюция продолжается, то мужчины скоро эволюционируют в обезьян. – Алекс, мне кажется, твой кризис середины жизни начался без тебя.
– Ну и что, если так? – тут же ощетинивается он. – Что плохого в виропаузе?
– Виро что?
– Видишь ли, в середине жизни у мужчин возникают те же проблемы, что и у женщин: обильное потовыделение по ночам, депрессия, иррациональное поведение, приливы, сниженная половая активность…
– Так вот почему ты бросил меня. А я думала, что у тебя мужественности кот наплакал.
– Я не… – Он снова заговорил тише, – не слабак в этом плане, если ты именно это имеешь в виду. Но если бы даже и был, то не надо вешать ярлыки. Я лечусь от мужской менопаузы. Прохожу курс восстановительной терапии, только для мужчин. В Клинике гормонального лечения на Харли-стрит. Это лучшее, что было придумано для мужчин со времен – ну, не знаю – изобретения «Харли-Дэвидсона».
– О, понятно. Теперь, когда все отказались от тебя, ты готов примириться со вторым – прошу прощения, с третьим сортом.
– Господи, да нет же! – Он с усилием придает своему лицу приветливое выражение. – Я привык к тому, что от меня отказываются. Еще в детстве мои родители забыли предупредить меня, что переезжают в новый дом – разве я не рассказывал тебе?
Я не понимаю, почему они так долго зашивают меня. Чем они там занимаются? Вышивают?
– Послушай, у меня был длинный день. Ты не мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее, чем вся эта чепуха насчет «во всем виновато мое ужасное детство»?
– По правде говоря, я всегда страдал от родительской депрессии. Нет, честное слово! – восклицает он, видя на моем лице пренебрежение. – «Мать и малыш». Только подумай над этой фразой. Разве она не доказывает, как глубоко в нашу жизнь проник этот вид дискриминации? Изначально предполагается, что отцов проблемы не касаются. Но нужно оценивать и мужские потребности. Я имею в виду, что душевная боль во всех отношениях так же страшна, как физическая. Возьми роды. В некоторых аспектах для мужчины они тяжелее. Ты хотя бы можешь управлять болью, для этого у тебя есть крики, чертыханья, дыхание. А я просто стоял рядом, абсолютно беспомощный, и смотрел, как ты мучаешься. – Он вытер испарину со лба. – Боже, это было ужасно.
Я смотрю на любовь всей своей жизни. Сладостная тяжесть в паху и пьянящая легкость в голове – все исчезло. Остались только слабые отголоски былого чувства, некогда яркого, как взрыв галактики. Больше ничего.
– Возьми меня назад, Мэдди. – Алекс хватает меня за руку. В его голосе слышатся мольба и боль.
Я вспоминаю день, когда я точно так же умоляла его.
«Мне придется отпустить тебя», – грустно сказал он, как будто обращаясь к цикаде, посаженной в обувную коробку. Я выдергиваю руку.
– Мне придется отпустить тебя, Алекс. Он сморщивается, и его лицо становится похожим на зефирину.
– Ты устала. Считается, что десять процентов матерей подвержены послеродовой депрессии. Для животного мира это состояние абсолютно естественно. Тебе не надо чувствовать себя виноватой. – Его лицо разглаживается, и он выдавливает из себя веселую улыбку. – Мы потом обсудим этот вопрос. Ведь мы, как-никак, взрослые люди.
Вовсе нет. В том-то и проблема. Английские мужчины завязли где-то в промежутке между пубертатом и адюльтером. Принесли малыша. Он теплый, как тост, и туго запеленат. Одного ребенка, неожиданно решаю я, достаточно.
Алекс берет у сестры сверток и начинает читать стихи. Потом петь. «Мое сердце отдано папе», «Любимое дитя», «Мой мальчик Билл»… Но уже слишком поздно. Он лишился права предъявлять требования. Я смотрю на него. Я опустошена и спокойна. Как выпотрошенная рыба.
– Я хочу, чтобы ты ушел, – твердо говорю я. Третий этап – выталкивание последа – закончен. Четвертый этап – выталкивание из моей жизни человека, которого я когда-то любила, – только начинается.
Складки у него на лбу становятся глубже.
– Послушай, Мэдди, но ведь я люблю тебя. – Он произносит эту фразу так, как будто он сам ее придумал.
Доктор, кажется, закончил вышивать на моей промежности крестики-«елочки» с захватами и двойными узлами. Мне освобождают одну ногу, и я коленом спихиваю Алекса со стола.
– Уходи.
В его взгляде мелькает паника.
– Почему? – Он инопланетянин, который кружит вокруг меня и ищет место для посадки.
Но за все месяцы, проведенные в Англии, я в конце концов научилась говорить на местном наречии. Теперь я могу ответить на его вопрос. Я смотрю ему прямо в глаза.
– Сначала нужно кое-что обсудить, знаешь ли, решить кое-какие проблемы.