В августе 41-го. Когда горела броня - Иван Кошкин

Васильев молча кивнул и обратился к бойцам:

— Товарищи, организованно берем раненых и быстро на ту сторону леса. Наша задача — проскочить поле у них под носом.

Комиссар повернулся к Алексееву:

— Не задерживайтесь.

Секунду казалось, он колеблется, затем Васильев крепко обнял майора.

— Еще увидимся. — Обернувшись, он зашагал вслед за бойцами.

Вдоль дороги, обгоняя грузовики и тягачи, несся малый полугусеничный бронетранспортер. С тех пор, как на Украине его автомобиль обстреляли русские окруженцы, командир семнадцатой танковой дивизии генерал-майор Генрих Штегманн предпочитал в прифронтовой зоне передвигаться на чем-нибудь посолидней. Дорога, разбитая сотнями машин, становилась все хуже, обочины и кюветы были забиты брошенными русскими грузовиками и подводами. Наконец проезжая часть сузилась настолько, что генерал приказал свернуть на поле. Бронетранспортер сбавил ход, и Штегманн смог лучше разглядеть завалы из автомобилей и телег.

— Значит, они шли всю ночь, — пробормотал он.

Несмотря на ветер и шум мотора, его начальник штаба, полковник Хаусс, услышал своего командира.

— Всю ночь и все утро, — крикнул он. — Посмотрите, они сталкивали неисправные машины с дороги танками.

— Бедный Ганс, у него не было ни единого шанса, — сказал Штегманн.

Этой ночью одиннадцатая армия русских пошла на прорыв из окружения, причем совсем не там, где ожидалось. Вместо того чтобы наносить удар в направлении Ребятино — Воробьево, навстречу наступавшей 328-й стрелковой дивизии, армия, пять стрелковых и одна танковая дивизия, ударила на Боголепово. На последних каплях горючего русские танки, поддержанные последними снарядами русских пушек, отчаянно атаковали деревню, занятую разведывательным батальоном и ротой танков его одиннадцатой танковой дивизии. Бой продолжался всю ночь, деревня была буквально стерта с лица земли. Атака следовала за атакой, и наконец под утро русская армия, свыше тридцати тысяч человек, вышла из кольца, оставив, правда, большую часть тяжелого вооружения. Танковый полк и артиллерия, застрявшие под Воробьево, не успели к деревне, и разведывательный батальон, понеся тяжелые потери, вынужден был отойти. Среди погибших был и доблестный командир батальона, гауптман Ганс Хубе.

Бронетранспортер выехал на холм, и у генерала захватило дух от открывшейся картины. Перед ним еще дымились остатки того, что было деревней Боголепово. Русские деревянные избы загорались очень легко, но здесь не осталось даже глиняных печей, которые обычно переживали любой пожар. На поле стояло полтора десятка русских танков, Штегманн даже отсюда мог определить, что большинство из них было не подбито, а просто брошено, видимо, из-за отсутствия топлива. Чуть дальше стояли подбитые немецкие танки, пять или шесть. Поле было завалено трупами в выцветших гимнастерках, но генерал по опыту знал, что здесь лежит гораздо меньше убитых, чем кажется на первый взгляд.

— Итак, они прорвались, — подытожил Штегманн. — Прорвались, пока мы возились с этой стрелковой дивизией. Шесть за одну, неплохой, черт побери, обмен. Что там у Мартина?

— Мартин докладывает, что захвачено около шестисот пленных и несколько десятков орудий, в основном неисправных, — ответил начальник штаба.

— Он готов записать в трофеи каждую раздавленную русскую пушку, — раздраженно сказал генерал. — Мартин не думает ни о чем, кроме дубовых листьев к своему Железному кресту. Знаешь, Альфред, — он не отрываясь смотрел на поле, по которому вышла из окружения русская армия, — если они найдут тело командира этой 328-й стрелковой дивизии, пусть сообщат мне — я похороню его с воинскими почестями!

Чекменеву снилось, что он лежит на плоту, и река несет его вниз по течению неведомо куда. Солнце приятно согревало капитана, вода текла совершенно бесшумно, жизнь казалось прекрасной. Внезапно дикая боль пронзила ногу, и Павел Сергеевич пришел в себя.

— Осторожней, дубина, за деревья не задевай! Ему же больно! — сказал чей-то тонкий, ломающийся голос.

Теперь болела не только нога, но и голова, и капитан с трудом разлепил веки. Он лежал на самодельных носилках, которые куда-то несли два человека. Первого Чекменев видеть не мог, зато второй был прямо перед ним. Ватник не по размеру, надетый на застиранную ситцевую рубашку, маленькое грязное веснушчатое лицо. Разведчик с удивлением понял, что тому, кто его несет, никак не больше четырнадцати лет. Капитан попытался поднять голову.

— Лежите, лежите, дяденька, — сквозь зубы процедил мальчик. — Лежите, а то опять кровь пойдет, вас в ногу поранило и еще в голову. Мы перевязали, но мы ж не доктора.

Его лицо лоснилось от пота, и Чекменев подумал, что это, наверное, очень тяжело — тащить на носилках взрослого мужика.

— Вы кто? — просипел он.

— Да местные мы, — ответил паренек. — Из Воробьева. Пионеры мы, — добавил он, словно желая успокоить этим раненого.

— Оружие. Автомат мой, — хрипло сказал Чекменев.

— Автомат Наташка тащит, она впереди идет, — пояснил мальчик. — Я — Сашка, впереди Игнат. Мы в одном классе учимся. Ну, учились.

— Где вы меня нашли? — спросил капитан.

Он вдруг осознал, что не помнит ни как его ранило, ни что случилось с последними бойцами разведывательного батальона.

— Там немцев богато побито было, — помолчав, ответил мальчик. — И наших тоже. А вы в кусты отползли, раненный.

— Понятно, — тихо сказал Чекменев. — И куда вы меня теперь?

— К дяде Макару, — отозвался ломающимся баском невидимый Игнат. — К Макару Васильевичу. Помните, вы его еще насчет канав спрашивали? Я тогда с ним был, я у него связной. Мы тут партизанить немножко собираемся.

Чекменев вспомнил седого кряжистого председателя колхоза и закрыл глаза. Он будет у своих. Он встанет на ноги. Война еще не закончена… Мысли капитана путались, и он позволил себе провалиться в забытье.

ДП, «Дегтярев» — ручной пулемет Дегтярева образца 1927 года, основное автоматическое оружие стрелкового отделения. Патрон — 7,62×54 мм, масса без магазина — 8,4 кг, масса со снаряженным магазином — 11,3 кг, емкость дискового магазина — 47 патронов.

ДТ — танковый вариант пулемета ДП с металлическим прикладом и несколько иной конструкцией магазина.

КВ — тяжелый танк КВ-1 («Клим Ворошилов — 1») — основной советский тяжелый танк начального периода ВОВ. Начало производства — 1940 год, боевой вес — 43,1 т, броня корпуса и башни — 75 мм, вооружение — пушка 76,2 мм и три пулемета ДТ, двигатель — дизель В-2, мощность двигателя — 500 л. с., максимальная скорость — 36 км/ч. Из-за малой для такой тяжелой машины мощности двигателя и серьезных конструктивных недостатков, преодолеть которые к началу войны не удалось, танк был сложен в управлении и в руках неопытного водителя быстро выходил из строя.